– Мы? То есть у вас есть помощники?

– Ну а как же, вас, грешников, полно, один я не справлюсь.

– Все-таки не рай…

– Пойдем, Федор.

И тут меня охватила паника, эти девять кругов ада Данте всплыли моментом в памяти. Я стал вспоминать свои грехи, нет ли там чего-то жесткого.

– Успокойся, их уже все посчитали и посмотрели.

– Как? Уже?

– 40 дней хватило, да и с момента рождения идет учет.

– И что же меня ждет?

– Не буду пугать, все сам увидишь, а вот и новое твое пристанище.

Фантазия пропала, я стоял и не понимал, что происходит. Попытался закрыть глаза, но видел все и не понимал почему. В голове засел вопрос, что со мной будет. Данте, что ты творишь со мной!?

– Тела же нет, зачем моргать? – спросил он у меня.

– Я не пробовал закрыть глаза все эти дни, почему?

– Так ты не боялся и был везде, где хочешь, абсолютно спокоен. Все, что ты испытывал – это жалость, да и только. Она унижает, не правда ли?

– Вы и фразы мои знаете? Так что же меня ждет?

– Все, абсолютно. Успокойся, зачем так паниковать, это уже неизбежно.

– Хорошо – смиренно и грустно прошептал я.

Молча смотрел вокруг и осознавал неизбежность, не было котлов, пещер, ледяных глыб, как в рассказах, только люди. Это была просто комната, очень большая, все вокруг вели себя так, будто они одни, моего появления никто не заметил. Обезображенных людей не было, все целые, кандалы, цепи и прочая атрибутика отсутствовала. Тихо, очень тихо, ни стонов, ни криков, обычные люди из обычной жизни. Кто-то стоял как каменный, кто-то просто ходил, не совсем естественны были позы, я вспомнил дурку, даже страх прошел, увиденное больше не вгоняло меня в панику. Телевизор и все описания загробной жизни нас больше пугают, делая из этого шоу. Все намного проще.

– Привыкай к одиночеству и боли, и, да, тут не разговаривают друг с другом – сказал он мне.

– А почему я не могу говорить?

– А у тебя есть язык?

– Тогда как мы общаемся?

– Я читаю твои мысли, а ты мои.

– А они так могут?

– Могут, но только когда я к ним подхожу.

– А почему привыкать к боли?

– Ты же стрелялся. Вот и терпи выстрел, головная боль будет усиливаться. Разберешься со временем. Ах, да, время тут неизмеримо. Это на земле есть часы, времена года, здесь же этого нет.

– И сколько продлится мое нахождение здесь?

– Не знаю, как только все грехи будут искуплены. Каждому греху – свой срок искупления. Амнистии нет, так что все по полной.

– Вы говорили, что все посчитано, значит знаете?

– Не хочу тебя расстраивать, молитва близких людей может сократить твой срок. Ты будешь слышать и чувствовать слезы кровных родственников, их слезы отразятся болью. Еще вопросы есть?

– Да, мне все непонятно. Причем их слезы и я? Какая боль, да и вообще, что тут буду делать я?

– У меня нет времени все заново объяснять, так что осваивайся.

И он исчез. Я сразу почувствовал нарастание и сдавливание в виске. Там что-то есть, и я хочу это достать, оно мне мешает, но, увы, тела нет, а боль есть. Как это понять я не знал, начал метаться, не понимая, что меня окружает. Комната или поле, как в играх с нечистью, в которых невозможно понять, где ты есть. Я бегал или летал, пытаясь во что-то врезаться, но все расступалось предо мной. И вот я чудом зацепил такого же бедолагу, как и я, боль тут же усилилась. Решил проверить, что это, попытался снова столкнуться с кем-то, а они от меня бегут. Видимо, не мне одному больно. Я начал гоняться за ними, даже закричал: «Стой! Я только проверю!». Но это был не крик, а просто мысль… Боль ударила во все несуществующее тело. Меня сковало, я оцепенел. Как только стало чуть легче, я продолжил свой эксперимент. Я стал слышать всхлипы… Мать…! Значит на земле ночь, ведь боль усиливалась, а она плачет только по ночам. «Сандра, где ты…?» – подумал я. Никогда еще я так не любил свою кошку, как сейчас.