– И не будет?

… -Мне кажется, мы отвыкли друг от друга.

– Да, что-то такое есть, я и слова сразу не найду…

– Пытаемся играть, что всё, как прежде, ещё лучше…

– А надо просто… помолчать? – неуверенно спросила она.

– Я не знаю… Кто-то сказал, что существует два типа людей: одни любят уметь, их зовут мастерами, другие любят искать. Иного не дано.

– Ты любишь искать?

– Нет, Мил, я не люблю уметь.

– Ты первый раз меня так назвал… Наверное, и правда, мы изменились, но пока не можем этого заметить.

– Ты говорила, мы поедем куда-то?..

– А… да, – согласилась она, помолчав, – я сейчас!

И пошла по дорожке, пока не скрылась за дверью. Та, жалобно скрипнув, закрылась за ней.

Появилась Милка с другой стороны. На ней был чёрный кожаный плащ и тот же, что и вчера, белый берет.

Взяла его руку.

Потом пропустила вперёд и пошла за ним.

Когда он уже одевался в прихожей, она подошла сзади, обняла его и сказала :

– Я знаю…

– Что, Милка?

– Молчи!

И она увлекла его за собой в дом.

Они оказались в зале. Он подошёл к столику, где стоял магнитофон:

– Милка, а Высоцкий…

– Молчи, – перебила она его, – ничего не говори… Вообще ничего.

В этой комнате был полумрак, свет они не зажгли. Было тихо, на стене мерно тикали часы.

Она коснулась губами его губ. Еле-еле.

Может, показалось?

– Только ничего не говори, – повторила она. – Давай обойдёмся без слов?

И стала целовать его, шепча :

– Ничего не делай… Я сама.

Она опустила руки, тряхнула плечами – и плащ, шурша, упал на пол.

Где-то в это время её мама торговала цветами, а, может, уже и ехала домой, его мама… скорее всего, читала лекцию в университете, её отец и брат купались в море и пили пиво, его брат, возможно, шёл из школы или гонял по школьным коридорам с товарищами…

По дорожкам Друскининкая, где ходили они вдвоём, не спеша гуляли совсем другие люди… И какая-нибудь не известная им пара купалась на их пляже, и между ними тоже появлялась эта тонкая тёплая хрустальная ниточка… Хотя, вряд ли, холодно уже.

– Иди за мной, – Милка завела его в спальню и прикрыла дверь.

Присев на кровать, стянула через голову свитер и помогла ему снять его.

«Я хочу, чтобы мы с тобой стали одним целым… Как было в Друскине.»

«Лошадь скучает, я думаю, без нас…»

Они говорили, не разжимая губ. Глазами. Через глаза… Или?

Словно они оказались внутри сферы в невесомости: они могли кувыркаться, легко оттолкиваясь от стен, плавать вокруг друг друга и, когда оказывались далеко, протягивали руки – и неведомая (нет, ведомая!) сила притягивала их снова.

И если бы сейчас сказать что-либо, то оно повисло бы в воздухе, как капля воды, колеблясь и пульсируя от малейшего шороха, звука…

Милка сидела у изголовья кровати вся пунцовая, не понимая, где находится. Антон, Тонка, встал и подошёл к окну, повернулся… но ничего не сказал.

– Тонка, почему ты так поздно приехал? – прервала она тишину.

– Я не мог раньше.

– Потому что я не звала?

– А этого времени не было, Милка! Ты только вчера приехала из Друскина – и вот я!

– Куда же оно делось?

– Никуда. Его не было!

– А дальше что?

– А дальше – армия, Милка! Полтора года без тебя!

– Разве ты не приедешь в отпуск?!

– Я совсем забыл…

– А дальше?

– А дальше у нас никогда не будет с тобой. Будет всегда только сейчас. Ни прошлого, ни будущего… Мне никого не нужно, кроме тебя!

– Давай будем всегда вместе?

– А…

– А ты приедешь ко мне! И мы будем жить.

– А если бы у нас появился ребёнок?

– Не думала… Было бы волшебно!

– Ты будешь растить его одна?

– Почему одна, глупый?! Глянь, сколько нас: моя мама, твоя, отец, братья! Нас так много, что не сосчитаешь!

– И он будет похож на нас.

– Вылитый – мы…