Сегодня я решаю позволить себе потратить школьные деньги на себя. Я прекрасно понимаю, что дома меня ждет скандал, но сейчас меня это мало волнует. Я хочу насладиться настоящим моментом: прекрасной погодой, красивым пейзажем, атмосферой старинного немецкого городка, вкусными рогаликами со свежезаваренным кофе, и хоть ненадолго ощутить свободу и вкус независимой жизни.

Попасть в школу можно только нажав на кнопку вызова в домофоне. Девушка с лучезарной улыбкой открывает мне дверь, и я в который раз дивлюсь ее терпению спускаться со второго этажа каждый раз, когда кто-то приходит в офис. Конечно, эта миссия выпадает не ей одной, и я не знаю, по какому принципу сотрудники школы между собой решают, кому идти вниз встречать гостей, услышав мелодичную трель Klingel (входного звонка).

Почему в школе нет свободного входа, мне тоже не совсем ясно. Тихий Ильцен совсем не создает впечатление города, где в здание могут ворваться преступники или террористы, но кто знает… Я не сильно задумываюсь над этим вопросом, принимая заведенный порядок как данность.

Увидев меня, Марек корчит недовольную мину и сообщает, что фрау Катце все равно нет на месте, поэтому подписать разрешение на выплату некому.

– А когда она будет? – робко спрашиваю я.

– Понятия не имею.

Ну что ж, решаю я. До следующего поезда еще полтора часа, идти мне все равно некуда, почему бы не подождать здесь. Я усаживаюсь в коридоре, ставлю рядом с собой рюкзак, раскладываю на коленях учебники. Всем своим видом я показываю, что я здесь надолго и не собираюсь уходить, пока не появится фрау Катце и я не получу свои деньги за билет. Марек время от времени бросает на меня взгляды в полуоткрытую дверь кабинета, чтобы проверить не ушла ли я. Увидев, что нет, быстро опускает глаза назад к своим бухгалтерским бумагам. Ну и пусть думает, что угодно. Я всего лишь хочу получить положенную компенсацию за проезд, а это, простите, его работа.

На стенах в коридоре развешаны фотографии выпускников школы: несколько потоков, лица все сплошь смуглые, темные восточные глаза, черные вьющиеся волосы. Волосы девушек спрятаны под хиджабами. Такая же фотография нашего потока когда-нибудь тоже украсит эти стены, только диссонансом среди всей этой картины будет моя светлая кожа и рыжие волосы. Как странно, что в нашей школе так мало представителей из Восточной Европы, только я и Артур. Ну еще Сашка, но его можно не считать, так как он почти не ходит на занятия.

На столике, предназначенном для заполнения бумаг, разложены многочисленные брошюры по адаптации в Германии, по возможностям обучения здесь и поиска работы. Отдельно плакаты и визитки с номерами, куда можно позвонить в случае домашнего насилия. Все буклеты имеют параллельный перевод на арабский и французский языки, и я понимаю, что они предназначены для женщин и девушек из Сирии, Ирака, Ирана. Про то, что в ситуации домашнего насилия в Германии может оказаться русская фрау, жена немецкого бюргера, видимо, немецкое государство даже подумать не может.

Пока я ожидаю, на этаже появляются несколько человек восточной внешности. Меня даже зависть берет, как быстро и хорошо они говорят по-немецки. Я давно обратила внимание, что почти все беженцы (за исключением пока моих одноклассников), очень хорошо говорят по-немецки. Интересно, через сколько лет я смогу хоть немного приблизиться к этому уровню. Мне так хочется, чтобы моя речь была свободной, уверенной. Но, несмотря на мои старания и то, что я живу под одной крышей с носителем языка, я осознаю, что мой устный немецкий еще слишком далек от того уровня, на который я рассчитывала. Возможно, я слишком много требую от себя. Очевидно, что иностранцы, которые говорят так бегло, хоть и с сильным акцентом, провели в Германии уже несколько лет. А я, в общей сложности, всего 4 месяца. И мой муж не слишком занимается моей образовательной деятельностью. Он никогда не поправляет моих ошибок, не объясняет мне новых слов, если только это не сводится к сексу или названиям половых органов у мужчины и женщины. В эту лексику он посвятил меня с первых дней.