Любовь и гордыня "Астрала" Аделина Камински

1. Пролог

Стук лакированных шнурованных ботинок с завышенной платформой эхом отдавался от стен подземной парковки. Обувь, неудобная до ужаса, в последнее время уже натерла приличную мозоль, но имидж есть имидж. Терпи и соответствуй. Или назвался звездой – полезай в старботы. Разницы особой не имеет. Особенно если звезда ты пятизвездочная и личной жизни у тебя не существует в принципе. Смарт разрывается от звонков. Стоя на виброрежиме, скоро дырку протрет в кармане.

«Ты сам этого хотел, – каждый вечер, вымотавшись как дворовая собака, успокаивал себя Джисамин Тейли по дороге от репетиционной комнаты в студии и до машины».

В пределах студии защитную маску еще можно было не надевать. Охрана здесь работает исправно. Однако в центре Вальетте, которым танцору и лидеру группы «Мираклс» приходилось возвращаться домой, желательно вести себя более осмотрительно. Тем более на пике популярности.

Пик-пик!

Года сменяют друг друга, проносясь мимо со скоростью света, но звук разблокировки дверей автомобиля остается прежним.

Только плюхнувшись на водительское сидение и захлопнув за собой дверь, Джис мог устало выдохнуть и расслабиться.

Однако бросив взгляд в окно заднего вида и расширив глаза от ужаса, парень дрожащими пальцами достал смарт из кармана. Набрал человека, мысль о котором первой пришла ему в голову, и застыл в ожидании.

– Да? – скромно раздалось по ту сторону.

– Зоя? – сглотнув, прошептал Джис, поглядывая на укутанное нечто на заднем сидении автомобиля. – Ты ведь… родила недавно. Ну, я поздравлял, помнишь?

Красноречивое молчание в ответ заставило танцора закусить губу.

– Так вот. Ребенок…

– Ребенок?

– Да. На заднем сидении моей машины – ребенок.

– Как он там оказался?

– Подожди-ка секунду…

Только сейчас танцор заприметил на свертке листок бумаги. Маленький, словно вырванный из блокнота. Осторожно потянулся за ним, схватил и тут же лихорадочным взглядом пробежался по строчкам.

Привет, Джис! Это твое, а у меня еще вся жизнь впереди.

Целую, Лола

– Джис? – забеспокоились на той стороне. – Джис?

– Ну… частично, предположим, это моё. Мой. Частично. – Бумажка оказалась сжата в кулаке. Плотный комочек выпал из рук и закатился под водительское сидение. – Он… он шевелится, Зоя!

Малыш в один момент резво загулил, вытянув ручки вверх и пытаясь схватить пальчиками пылинки, кружившиеся по салону.

– Что мне делать?! – в отчаянии вскрикнул танцор, на что подкидыш отреагировал моментально. Заревел, надрывая горло, пуская густые слюни, пачкая пеленки.

– Подожди. Успокойся, Джис, – размеренный голос девушки, напротив, еще сильнее вогнал звезду в состояние паники. – В твою машину подбросили ребенка? Твоего? Лола?

– А кто же еще?!

– А-а-ара-а! – словно в подтверждение его слов, заголосил малыш еще пуще прежнего.

– Езжай к Марике, – последовали уже четкие инструкции. – Он, скорее всего, голоден. Неизвестно сколько в машине пролежал. Она поможет выбрать смеси, поменяет подгузники, если нужно. А потом в детскую клинику. Ребенка должен осмотреть врач.

– Ага, ага… – открыл Джис заметки в смарте и принялся строчить с бешенной скоростью.

– Позвони мне, когда всё сделаешь.

– Но я же не смогу оставить его себе! Все мои выступления, мой тур по…

– Джис, пожалуйста!

– Понял. Отключаюсь.

Сбросив вызов, парень уставился на плод собственной недальновидности и растерянно взъерошил волосы на затылке.

– Ладно. Ты только не ори, – онемевшими пальцами пристегнул проксимианин ремень безопасности и завел автомобиль. – Джис всё порешает. Джис всё порешает… ребенок.

2. Глава 1. Презумпция самостоятельности

Густые рыже-фиолетовые локоны скакали вместе со своей хозяйкой – мной. Я – по просторной, освещенной разноцветными софитами сцене, локоны – по плечам, взметаясь в воздух, рассыпаясь по обнаженным ключицам и вновь отрываясь от влажной кожи.

Блестящий серебряный топ, едва прикрывающий грудь, юбка-шорты из того же комплекта и неоновые сапоги выше колен. Сценические костюмы группы «Неакс» скромностью никогда не отличались, но давно уже стали для участниц едва ли не второй кожей. Для меня – особенно.

Заниматься излишним самолюбованием во время выступлений меня научил отец. Как только поднимаюсь на сцену и беру в руки микрофон – я обязана быть прекрасна, насколько бы ужасно себя ни чувствовала.

Я должна сиять, распространяя ауру губительной славы, богатства, сексуальности. Чувствовать себя пятизвездочной, когда со страниц паспорта на меня смотрят лишь четыре звезды.

Это настоящий талант, как утверждает отец. И с покорностью папенькиной дочки я слушала его все эти годы. Все эти годы, но сегодня… сегодня я засомневалась в том, что смогу следовать по его указке всю свою жизнь.

Короче говоря, дело было в туалете. После нашего сногсшибательного концерта в «Лагуна-Холл». Типичной сцены для четырехзвездочных, а потому ставшей для «Неакс» практически вторым домом.

Даже несмотря на это, я переживала каждый раз, как в первый. Нервно переступала с ноги на ногу в гримерке, грызла ногти перед выходом, по нескольку раз умирала, воскресала во время выступления и испытывала чувство глубочайшего удовлетворения, стоило покинуть сцену и ступить за кулисы.

Девочки мягко подкалывали меня за довольно нетипичное для звезды моего уровня поведение, но я отшучивалась. Отшучивалась, подмечая, что скорее всего, смелости от отца мне совсем не досталось. Он предпочел оставить ее себе, а во мне тренировать силу воли.

Но всё это отступление. Ключевые события сегодняшнего дня, даже вечера… да, возможно, всей моей жизни, произошли в туалете. А почему бы и нет? Вот почему бы и нет? Ты превращаешься в невидимку, когда запираешься в одной из кабинок.

Переодевшись и попрощавшись с девочками, я спешила домой, но в толчок все равно заглянула. На всякий случай. Кто знает, какие пробки сейчас в центре Вальетте? Я знаю. Огромные.

Коснувшись пальцем замка, зашла, уже намереваясь стянуть штаны, но притормозила. Едва ли не следом за мной в туалет, судя по голосам, ворвалась моя группа в полном составе. Не хватало только вокалистки – меня.

Никогда, вы слышите? Никогда я не считала себя любителем хайпа и сплетен. В пору было бы закончить начатое, присоединиться к девчонкам и попрощаться с ними еще раз, но…

– Вот идиотка-то, – голос Моны.

– Кто? Джина? – это голос Хизер.

– А кто это еще может быть? – снова Мона. – Нет чтобы кутеж нам оплатить, к папуле полетела ненаглядному. Двадцать один год, а до сих пор с ним в одних апартаментах ютится.

– Я уже в пятнадцать от родаков съехала. – Это другая. К делу отношения не имеет.

– Может, ей нравится у него на поводу ходить.

– Ага. Хоть пальцем бы пошевелила, чтобы самой что-нибудь сделать. Но «папуля то, папуля сё». Мы вот сами всего добились, без предков. Хотя мне бы Джиса Тейли в отцы… Кто знает? Выглядит так-то ничего в свои годы. Бодренький. Может, и в постели такой же заводной.

О таких вещах звезды в блогах не пишут, сетуя на судьбу. Такие вещи звезды, как и любой нормальный человек, переживают наедине с собой. Ну и с белым другом, как в моем случае.

Присев на крышку унитаза, поверить не могла, что группа, которую мы с отцом воспитали с нуля, вздумает болтать о подобных вещах за нашими спинами. Три года продлилась наша «крепкая» женская дружба, о которой в народе и так легенды слагают.

Но просто так я бы это не оставила. Я не могла уйти, эффектно не уведомив об этом всех окружающих. Да и сами понимаете, состояние аффекта, или как его там…

Собрала всю волю в кулак, встала, распахнула дверь кабинки. Задерживать внимание на удивленных и растерянных взглядах согруппниц не стала. За пару шагов сократила расстояние между кабинкой и главной сплетницей. Которая Мона. Она сильнее всех выбесила. Замахнулась, как следует, и…

– Джинаван Тейли, – уставилась на меня полноватая темнокожая женщина с офицерским значком на груди, – штраф вы всё равно заплатите за административное правонарушение. Двойной штраф – за административное правонарушение в зоне «Лагуна-Холл». Но, готова признать, по ролям вы читаете неплохо. Присядьте.

– Мне никаких денег не жалко за самосуд над клеветой! – оставила последнее слово за собой и, скрестив руки на груди, плюхнулась на стул.

Внутри до сих пор всё трепетало, и даже порция смачных ударов в нос обидчице не вернула душевное равновесие. Тогда и подушку бить смысла нет.

Да я готова тройной штраф заплатить, если смогу заступиться за отца еще раз, но вряд ли он одобрит мое поведение.

– Джина!

Совершенно не одобрит. И сейчас, как никогда прежде, у меня не было желания возвращаться домой. Не хотелось допросов и слов о том, как же сильно за меня беспокоились.

– Джина, ты же знаешь, как сильно я за тебя беспокоился!

Бросив усталый взгляд на его нахмурившееся лицо, нависшее надо мной, одним своим видом дала понять, что беседовать на тему произошедшего не хочу и не собираюсь. А тем более рассказывать о причине моего правонарушения.

– Просто заплати и… полетели уже отсюда, – буркнула в ответ, поднялась и, не говоря больше ни слова, отправилась на парковку.

Пусть слова девчонок сначала показались мне полнейшим бредом, но если принять во внимание только первую часть их клеветы – самостоятельность – то они ведь вполне себе правы.

Совершеннолетие на планете Проксима Центавра наступает, по меркам человеческих систем, довольно рано – в шестнадцать лет. По сравнению с воинственной Глизе, детьми на которой перестают быть лишь в тридцать, пропасть огромная.