Назвать птицей существо, обнаруженное мною на узком подоконнике за стеклом, не смог бы даже самый опытный орнитолог. Чёрные крылья воинственно растопырены, красный гребень горит демоническим огнём, а в единственном глазу полыхает адово пламя.

– Кха! – Увидев меня, Кокот не то чтобы обрадовался, но заквохтал зловеще и злорадно. – Куо-о-о. Куо-о-о…

Не знаю, кто дал этому гаду имя, но, надо признать, человек попал в яблочко.

– Убью! – взвыла я и швырнула в петуха стазисом. Это заклинание алхимики учили с азами, потому что без него редко какое зелье обходилось. Однако к старшим курсам использовали его не только в лабораториях. Хочешь, чтобы цветы в вазе простояли подольше, а не съеденная за азвтраком булочка осталась свежей до вечера? Поймать зудящего над ухом комара? Продлить запах дорогих духов на твоей коже? Поймать оборзевшего чёрного петуха? Даже не думай – сразу швыряй стазисом, а потом действуй.

Перепрыгивая через три ступеньки, я мчалась вниз по лестнице, не забывая радоваться тому, что вопреки настоятельным советам маменьки предпочитаю короткие сорочки, едва доходящие до колена. Они и во время сна в ногах не путаются, и бегать не мешают, в случае чего.

Кокот со стазисом справился на удивление быстро (Оно и понятно – тварь магическая, от простого петуха в нём только внешность и была.) и к тому моменту, когда я, прихватив по дороге метлу, выскочила на низенькое крылечко, ковылял по газону, приволакивая одно крыльцо.

– Ага! Значит, летать ты пока не можешь. Очень хорошо.

Паршивец в одно мгновение понял, что дело пахнет жареным и с места пустился в галоп. Я – за ним. А что мне оставалось? Отступи я сейчас – и о спокойной жизни можно забыть. Кокот, хоть и петух, а вёл себя, как самый обыкновенный хулиган. Раз покажешь такому свою слабость – и покоя уже никогда не будет.

Летать он из-за моего стазиса не мог, но бежал быстро и зигзагами, как знал, скотина, что я попытаюсь в него ещё раз магией бросить. Я и бросала. И стазисом, и пульсаром, и заморозкой… Раз даже попала, опалив паршивцу его хвост, но в целом, не причинив никакого вреда. Да и сама чуть не покалечилась, раз или два, растянувшись на влажной от ночной росы траве.

Я ругалась и обещала сварить из гадёныша суп, Кокот орал на своём петушином языке проклятия в мой адрес, но упорно продолжал носиться по двору и отказывался сдаваться. Я бы даже, пожалуй, зауважала его за упорство, но в другой раз...

На двадцатом или тридцатом кругу – бегали мы по периметру двора, потому как покинуть его Кокот по известным причинам не мог – петух начал сдавать, и я так обрадовалась, что снова едва не упала и так грязно выругалась, сквозь стиснутые зубы, что сразу вспомнила, как маменька однажды заставила кузена Ипполита за эти же самые слова вымыть рот с мылом.

На счастье, маменьки рядом не было, а был только бессовестный Кокот, а он-то как раз подобное слышал не впервые, потому как снизил скорость, глянул на меня искоса здоровым глазом и вдруг сел на землю, сложив крылья и трагично опустив голову.

– Ага! – радостно воскликнула я, но приблизилась к паршивцу осторожно, в любой момент ожидая от него какой-нибудь каверзы, однако Кокот нападать не спешил. Смотрел при этом настороженно и устало, но с изрядной долей любопытства.

Я остановилась в шаге от него, устало оперлась на метлу и вздохнула. За время погони жажда крови не то что улетучилась, скорее трансформировалась в желание всё же добежать до этого безумного финиша.

– Вот за каким демоном ты ко мне в окно полез?

Он молчал. А ко мне пришло осознание того, в каком я виде стою посреди двора. Растрёпанная, полуголая, босая, с грязными коленками… И из-за чего? Из-за дурацкой птицы? Узнает кто – засмеют...