— Эй, проснись! Проснись, Сонниполли! — доносится до меня откуда-то сверху тревожный голос, словно вытаскивая меня из чёрной непроглядной тьмы.
Я разлепляю веки и уже второй раз за сегодня вижу надо собой этот высокий деревянный потолок с резьбой, только на это раз я уже понимаю, что снова лежу на диване в гостиной.
— Что произошло? — хриплю я пересохшими губами, и вижу, как прямо надо мной собирается в чёткий фокус красивое серьёзное лицо. Его лицо.
— Ты потеряла сознание. Ты меня очень испугала, — уже нормальным голосом разговаривает он со мной, и я сама сейчас вижу, что он говорит правду.
— Ничего страшного, — стараюсь я выдавить из себя беззаботную улыбку. — Со мной такое иногда случается, очень редко, особенность организма, — беззастенчиво вру я, понимая, что, возможно, это первые звоночки лейкемии или чего-там-ещё-нашли-у-меня. — Возможно, переволновалась, такой насыщенный день, — нагромождаю я одно на другое кучу оправданий, и внимательно смотрю в его глаза, пытаясь уловить, утихает его тревога или нет. Ещё мне не хватало спугнуть его, чтобы он отказался помогать мне! Как я одна куда-нибудь смогу добраться с обмороками?! Интересно, я уже начала умирать, или ещё проживу немного?! Вроде, чувствую себя нормально…
— Хорошо, — обрывает мой внутренний монолог Рома, вставая с дивана. — Нам пора. Не будем оставаться здесь на ночь. Иначе за нами сюда могут приехать.
Отлично, он всё ещё верит в мои сказки про слежку и преследование. Чем больше он напуган, тем мне выгоднее, — решаю я для себя и, пошатываясь на непослушных ногах, встаю с уже ставшего мне таким родным диванчика, чтобы расстаться с ним навсегда.
Мы садимся в машину, когда уже солнце окончательно прячется в хвое дремучего леса: сентябрь в Москве очень рано гасит свои огни, и по лесной дороге мы едем почти как ночью, пока не выныриваем на ярко освещённую трассу.
— Итак, ты мне скажешь, куда мы с тобой в итоге едем? — спрашивает меня Рома, и я, подумав пару секунд, решаю:
— Для начала – в Белоруссию, на границу.
— Ого, — усмехается он в ответ. — Да я смотрю, ты решила меня хорошенько помотать.
— Конечно, — парирую я. — Деньги надо отрабатывать! Двадцать тысяч. На дороге не валяются. Сам понимаешь. И плюс несколько крепких парней на хвосте, стоит мне сказать только слово.
— Замечательно, — сжимает он челюсти и включает радио на полную катушку. — Но для начала – надо поесть. Не знаю как ты, но я зверски проголодался, — и его рот растягивается в насмешливой улыбке, и я вспоминаю, что и сама ничего не ела, наверное, со вчерашнего дня, если не считать литров утреннего кофе.
Мы останавливаемся где-то в спальном районе на Минском шоссе, и направляемся в затрапезного вида кафешку, переливающуюся дешёвыми ёлочными огнями. На входе нас обволакивает облако ароматов жареного лука, горелого масла и сладкий дым кальянов: здесь явно нечего не знают о запрете курения в общественных местах. Я морщусь от вида дешёвого интерьера и заезженных потемневших деревянных столов со стульями, но понимаю, что в нынешней ситуации не мне выбирать: я же не могу завалиться с этим Элвисом в один из пафосных ресторанов в центре, где, возможно, меня и накормят изысканной диетической едой, но при этом и вычислят в ближайшие три секунды.
Так, надо побыстрее залезть в свой телефон и посмотреть, что вообще творится в мире, и хотя бы успокоить моих родственников, которые, я уверена, уже сходят с ума от тревоги.
Мы плюхаемся в самом углу, под бубнящим телевизором с MTV, и к нам с недовольным видом подходит официантка: явно уже успевшая устать от жизни девушка лет девятнадцати, с пирсингом в носу и фиолетовыми волосами. Она бросает перед нами веером закатанные в пластик листы с меню, и я брезгливо беру один из них, чтобы попытаться выбрать хоть что-то съедобное.