– Если бы только ты знал, какое проклятие запечатано в этом произведении, – произнесла Каталина про себя, глядя на полотна, обнимающие кадр. Это было больше, чем обычный успех или поражение – это был путь, полный вопросов и страданий, каждый элемент которого вел к разгадке тёмных тайн особняка.

Постепенно, складывая все воедино, она ощутила, что работа художника не просто запечатлела его видения, но и раскрыла то, что невозможно пройти мимо. Вильям был не просто художником, а проводником, который медленно раскрыл глаза тем, кто осмелится прикоснуться к его искусству, и теперь ей предстояло разгадать эту загадку, переданную через холст, прежде чем её находка уйдет в бесконечные тени.

Черный юмор как признак оборонной реакции

Когда мрак окутал особняк на Аркейн-стрит, а призраки вздохнули, выбираясь из своих скрытых убежищ, смех и ирония стали для Каталины единственным спасением. Оказавшись в мире, где реальность переплеталась с кошмарами, и разум наполнялся несоответствиями, ей было необходимо найти способ сохранить свою психику в порядке. Тогда черный юмор стал её верным спутником в этом безумии.

Перегородка между реальным и потусторонним миром проявлялась не только в тенях, бродивших по коридорам, но и в абсурдных ситуациях, с которыми её команда сталкивалась. Например, когда новая жертва обнаружилась с портретом, писал он же сам, который словно издевался над всем происходящим.

– Получается, что он что-то знал, и его первая работа оказалась последней, – произнесла Каталина, пытаясь рассмешить своих спутников. – Иронично, не так ли? Как будто он заранее знал, что его не ждет ничего хорошего.

Детектив Фаустин, скептик по природе, смотрел на неё с легким недоумением.

– Ты говоришь о смерти человека, а не о смерти мухи, Корвин. Такое юморство неуместно.

– О, Фаустин, именно в такие моменты, когда порядок рушится, необходимо держать голову на плечах и находить радость даже в парадоксе, – отозвалась она, подмигнув. – Если не смеяться, то пойдешь сломя голову в бездну.

Джаспер, некромант с пронзительным чувством иронии, не мог удержаться от усмешки.

– Послушай, Фаустин, когда находишься в обществе призраков, которые готовы вырваться и разбить тебе череп, лучше всего искать смешное в нашем абсурдном существовании. Это оказавшийся на земле вкус жизни.

Совместное смехом могли и не всегда иметь положительный эффект, но для Каталины он стал преградой между её разумом и желанием погрузиться в жуткие перспективы. С каждым абсурдным моментом, когда их жизни подвергались опасности, её шутки становились сильнее, и она открыто делилась иронией с другим.

Однажды, когда они обнаружили магический артефакт, выскакивающий на определенном этапе процесса, она с сарказмом произнесла:

– Скажи, Джаспер, не тебе ли предлагают магические запчасти для твоего нового образа?

Такого рода шутки были смешаны с ужасом, и в них скрывалось облегчение, когда ненадолго уходили в бездну темноты. Каталина осознала, что это была не просто защита – это стало уводящим в сторону от трагедии способом справляться с той магией, которая угрожала забрать ее разум.

Джаспер, усмехнувшийся, поддержал её шутку:

– Ты знаешь, я всегда считал, что в тебе заложен опередивший талант сочинять, и действовать, подобно тому, как это сделал наш попугай. Пожалуй, именно у меня он не был таким токсичным.

Фаустин с недоумением смотрел на своих двух партнёров, но в глубине души чувствовал, что их юмор помогает создать необходимый баланс, без которого им было бы трудно преодолеть мрак, пронизывающий Аркейн-стрит.

– Ладно, – произнес он после паузы, не в силах сопротивляться. – Возможно, ирония действительно может спасти нас хотя бы на время. Но, если отпустите шутки не в должный час, ответственность останется на ваших плечах.