Можно только представить себе, как трудна была служба ангела-хранителя Степана Борисовича Павлюкова, который имел одну почти несовместимую с жизнью черту характера: делал всегда, что хотел. Это у него, в то время, советского атеиста, была главная почти религиозная догма, из-за которой он в армии чуть не потерял жизнь.

Глава15 Как Павлюков чуть не потерял жизнь.

Дело было так. Когда он поступал в 1974 году, будучи младшим сержантом спецназа, на Военный факультет Ленинградского института имени Лесгафта, то главным побудительным мотивом для него была не военная карьера, а «гусарская» слава факультета. Военные студенты- физкультурники, хоть и носили военную форму и получали высшее военное академическое образование, обладали полной свободой гражданских студентов в сочетании с образом жизни и кодексом чести дореволюционных кадетов. Суть этого явления выражалась в песне, которую выпускники пели на мотив песни «Давным- давно!» из гусарской баллады: «Пять лет гулял, стрелял и пил, красивых девушек любил, шампанским досуг веселил… Трампампа, тарпамам (много слов в песне) и на военном факультете образованье получил!» Первый курс так и прошел весело и свободно, с балами в Доме Офицеров и брызгами шампанского. Но вдруг дунул холодный ветер, факультет преобразовали в отдельный Военный институт физической культуры, прислали пехотных генералов в руководство, и началась муштра и закручивание гаек. Военные студенты стали настоящими курсантами и разбились на два лагеря: буйных и покорных. Степан стал лидером буйных. Буйные продолжали чтить гусарский кодекс, ходить в самоволки и вести по возможности прежнюю жизнь. Во времена Факультета существовало золотое правило: патрулю живым в руки не даваться! Курсанта, которого поймал патруль в городе, ставили перед строем и начальник курса говорил: «Курсант имярек, был взят патрулем на Невском проспекте! Он курсант Военного Факультета института физической культуры, не смог убежать от патруля, а потом не смог отбиться от четырех патрульных. Он опозорил звание военного атлета, поэтому будет отчислен, с правом перевода в любое военное училище Ленинграда!»

Почему генералы и пехотные офицеры не смогли сразу быстро подавить буйных курсантов? Дело не только в том, что их оказалось более половины от всего списочного состава, но и в том, что это была лучшая половина, это были отличники учебы, боевой и политической подготовки, яркие талантливые личности с привлекательной внешностью и гренадерскими фигурами. Отчислить хотя бы четвертую часть буйных, означило бы ухудшить все показатели, по которым оценивалась работа военного института и одновременно потерять красоту и мощь строевых фаланг на парадах. В один хмурый апрельский день, Павлюков провел прекрасно время в самовольной отлучке. Постоял час в Академии Художеств в позе Геракла, где ему, как лучшему натурщику с античным рельефом гармонично развитых мышц, платили тройную ставку за час, целых восемнадцать рублей. Потом пообедал с шампанским в ресторане на Невском проспекте со знакомой балериной, потом посетил Русский музей. В кармане еще оставалось 4рубля 20копеек, он стоял возле Московского вокзала и думал как лучше их потратить. Вдруг, лицом к лицу, столкнулся с патрулем. Морской офицер и два курсанта моряка смотрели на него в упор и ехидно улыбались, так как физкультурные курсанты краснопогонники были их давними недругами. Павлюков пустился наутек, те бодро рванули за ним. Шансы убежать от преследователей были минимальны по двум причинам: во-первых, Степан был в то время мастером спорта по штанге, поэтому сто метров бегал резво, а вот на длинные дистанции бегать тогда не любил, нормативы по кроссу сдавал еле- еле; во-вторых, он был не в парадной форме, а в повседневной, то есть в тяжелых армейских сапогах на ногах, а моряки летели за ним в азарте погони в легких ботиночках. Тем не менее, двести метров до улицы Жуковского, с дворами – колодцами, описанными Достоевским, Степан промчался с рекордной скоростью и оторвался от преследователей значительно, прохожие перед ним расступались, а патрулю мешали. Павлюков поставил себе оперативную задачу: пробежать метров четыреста по улице до пересечения с Лиговским проспектом и вскочить в уходящий трамвай. Легко задумать, трудно выполнить, ноги, обутые в кирзовые сапоги, стали тяжелыми, воздуху не хватало, а оставалось бежать еще метров двести пятьдесят, он не тратил доли секунд на оглядывание назад, просто бил по асфальту подковами тяжелых сапог и верил в удачу. Вдруг неожиданно заорали две девчонки – школьницы с комсомольскими значками на груди: «Ай, ай, догоняют, догоняют!» Павлюков резко повернулся и увидел в сантиметрах от себя тянущиеся к его ремню офицерские руки в белых перчатках, а матросики заходили с флангов. Пришло ли второе дыхание со страху или что другое, но он с бешеным усилием сделал спринтерский рывок, оторвался метров на двадцать от неугомонных преследователей и заскочил в колодец двора ближайшего дома.