Страхом смертным побежден.
Но внезапно слух усек
Чей-то слабый хохоток.
Тихий смех все рос, крепчал,
Вскоре хохотом он стал
Громким, звучным, и шальным,
Но нестрашным и незлым.
Тут напрягся весь Бояка,
Задрожав сильней, однако,
Но без чувства не упал
И боязнь не растерял.
И от жгучей жажды знать,
Кто посмел здесь хохотать,
Чья звучит в потемках шутка,
В тишь прислушался он чутко.
И тогда из бездны мрака
Он услышал: «Эй, Бояка!
Не дрожи, не хнычь, не струсь!»
«Я не трусю, я боюсь», —
Отвечает трус, трясясь,
С содроганьем в тьму косясь.
А потом закрыл глаза,
А потом стекла слеза,
Щеки жгла ему. Тогда
Он не выдержал стыда,
Вытер слезы, Плаксу вспомнил,
Прямо встал и вслух промолвил
Те слова, что знал неважно,
Но отчетливо, отважно:
«Страх, уйди; исчезни, жуть!
Не боюсь я вас ничуть.
Сгинь, испуг; исчезни, мрак!
Не боюсь я вас никак».
9
Вслед за тем из тьмы подвальной
Вышел некто нереальный,
Нет, не вышел – покатился,
Точно ком с горы скатился.
Но не темный был комок —
Яркий, словно огонек,
Два глазка и рот-прореха
Для веселья и для смеха,
Круглый, колкий, словно еж.
И Бояка сразу в дрожь,
Шаг за шагом отступает.
Шар – за ним и все пугает:
То подставит колкий бок,
То навеет холодок,
То колючкой пощекочет,
То как прыснет, захохочет,
Искры аж да по мальчишке,
Нет, не искры, а ледышки
Сыплет, сыплет и смеется.
Трус от холода трясется
И от страха. Так дрожал,
Что и сам захохотал.
Не поймет теперь никак —
Он бояка иль смельчак?
Да не все ли тут равно,
Коли так ему смешно.
И не холодом колючим —
Заражает смехом жгучим,
Заряжает душу в нем
Шар веселым огоньком.
И сквозь хохот заводной
Шару гость: «Ты кто такой?»
– «Ты со мною не знаком.
Я не еж, не шар, не ком.
Под землей я обитаю,
Деток маленьких пугаю.
Но люблю я смельчаков,
Их всегда страшить готов.
У меня такой уж вкус:
Мне не люб слабак иль трус.
Ну а ты, я вижу, смел —
Хохотать со мной посмел;
Я тебя зауважал
И с тобою весел стал.
Ты, как я, не прочь смеяться.
И тебе ль меня бояться?»
«Нет, – Бояка отозвался.
Только тут же сам признался: —
Ты сперва мне страшен был,
А потом я страх забыл.
Ты ведь, правда, не драчун?»
Рассмеялся хохотун:
«Ох, опять ты рассмешил.
У меня не будет сил,
Злости тоже не найдется.
Тот, кто весел, не дерется.
Разве буду драться я?
Ну, потрогай же меня».
И мальчишкина рука
Потянулася слегка
И нащупала комок —
Мягкий тепленький пушок.
Незнакомец пояснил:
«С шуткой я и добр и мил.
И с тобою я таков —
Без шипов и холодов».
– «Да, ты вовсе не вояка,
А вот я… а я… Бояка.
Видно, ты меня уж знал,
Раз по имени назвал».
Мальчик снова сник, вздохнул.
«Тьфу на имя, – ком мигнул
Огоньком в холодной тьме. —
А теперь пора бы мне
Рассказать, кто я такой.
Я не зверь, не маг какой,
Я не грозен, не жесток,
А зовут меня Пужок.
Я из всяких духов злых,
Мрачных, жутких, неземных,
Самый меньший, самый младший,
Самый кроткий и нестрашный.
Правда, есть один изъян —
Я и неслух, и буян,
И на шалости я гож,
И в веселости хорош,
И не страшен, как кажусь,
Потому-то и смеюсь.
А тебя давно я знаю —
За тобою наблюдаю,
Чтоб при встрече испугать,
Силу страшную сорвать.
В этом вся моя работа,
Но с тобою неохота
Сеять холод, страх и мрак,
Ведь по сути я добряк.
Только знай: при свете дня
Не увидишь ты меня —
Света очень я боюсь».
– «Света? Ой, я рассмеюсь.
Ведь совсем не страшен свет.
А в тебе и страха нет».
– «Ох, Бояка, это так,
Но без мрака я никак,
Он как воздух нужен мне.
Жить могу я лишь во тьме.
Ну а свет, наоборот,
Он за миг меня убьет».
«Не грусти, – теперь другой
Стал поддержкою живой. —
Уж поверь ты мне, Бояке,
Мне с тобою и во мраке
Будет весело, светло,
Будто солнышко взошло.
Поболтать с тобою мне
Интересно и во тьме.
Ты про грусть свою забудь,