Об этом он говорил не зря. Пока Митьков отсутствовал, капитан в который уже раз проштудировал показания подозреваемого фигуранта. До этого ему все время казалось, что он упустил какие-то нестыковки. Да, на первый взгляд в показаниях все было ладно и складно. Должна быть какая-то мелочь, из-за которой вся эта красивая история посыплется, как карточный домик. И когда Юркин сидел и внимательно, чуть ли не побуквенно, перечитывал показания Захарова (а он их прочитал не один раз), ему показалось, что он эту самую маленькую нестыковку нашел. Осталось только подтвердить.

А Захарова, скорее всего, отпустят. Формально он чист. Ну, почти. Да, попал в плен, был в концлагере. Но не сотрудничал, не стучал и прочих пакостных вещей не делал. Скорее всего, предложат отправиться обратно на фронт. Вот тогда точно его ищи-свищи. Ладно, если отправят куда-то поблизости, хотя бы в ту же часть, где он служил до плена. А если нет? В голову капитана нет-нет, да и закрадывалась мысль: а может, он все же ошибается? Вдруг этот тип невинен, как святой? Подозрения подозрениями, но фактов-то нет. Или у Дмитрия уже глаз замылился настолько, что он готов невиновного записать в предатели? От таких мыслей у Юркина распухла голова. Он даже вышел перекурить на задний двор здания. Как раз в это время и вернулся старший лейтенант.

И нестыковку он все-таки нашел. Маленькую, крошечную, почти незаметную. Как мелкий камушек в ботинке. Но это было то, что нужно. Хоть и не абсолютное доказательство, но это может оказаться той самой ниточкой, которая распутает весь клубок.

– Тогда что будем делать? – поинтересовался Михаил.

– Я тебе уже сказал что. Собирайся. Отправимся в часть. Где, ты сказал, она находится?

Парень открыл свои записи и повторил.

– Да, не очень далеко. Если повезет, может, кто и подбросит. Все лучше, чем ногами топать.

– А с Кузьменко что будем делать?

– С ним пока погоди. Может, придется съездить. Он не из деревни какой-нибудь?

– Из Чернигова. Как мне сказали, туда и вернулся после госпиталя.

– Ну, то, что живой, – уже хорошо. Тогда к нему мы всегда успеем. А сейчас собирайся и выдвигаемся.

На улицу они выходили уже через пару минут. Какое-то время шли молча, потом Митьков нарушил молчание:

– Товарищ капитан, разрешите вопрос?

– Разрешаю. Говори.

– Как вы думаете, этот Захаров вообще чем опасен?

Юркин хмыкнул и посмотрел на своего подопечного:

– Неужто сам не догадываешься?

– Да догадываюсь. Я не об этом. Думаете, его немцы специально оставили?

– Конечно.

– А для чего? Вот его освободили, подозрений он как будто бы, – старший лейтенант особо это выделил, – не вызвал. А дальше что? Шпионить будет? Передавать по рации сведения? Или эшелоны с солдатами и с боеприпасами подрывать?

– Хороший вопрос, Мишаня. Если бы я знал на него точный ответ, я бы тебе сказал. По идее, он может делать все, что ты мне сейчас перечислил. Ну, или что-то из этого. Но, как известно, хрен редьки не слаще. То, что он по рации передает противнику расположение частей и важных объектов, или то, что взрывчатку где-нибудь на стратегическом объекте заложит, – в любом случае эта гнида вредит всем. Не только военным, но и гражданским. А точно мы узнаем, когда найдем железное подтверждение тому, что этот Захаров действительно работает на фашистов, и возьмем его за задницу. А мы его обязательно возьмем, вот увидишь.

– Товарищ капитан, а если ни в части, ни у Кузьменко мы ничего такого не узнаем?

– Больно много неправильных вопросов задаешь, боец. – Капитан остановился и хмуро поглядел на старшего лейтенанта.

– Не согласен, товарищ капитан. – Тот упер руки в боки и упрямо, даже несколько вызывающе посмотрел на старшего товарища.