Его наставник, капитан Юркин, понравился Михаилу с первой встречи, несмотря на угрюмость и неприветливость. Может, потому что напомнил ему дворника дядю Петю, с которым парень сталкивался в детстве, когда еще беспризорничал на улицах. Тот тоже был вечно угрюм и им, мальчишкам, поначалу казался страшным, как леший. Вдобавок еще и ругался нехорошими словами. Но потом ребятишки стали от него получать то по паре монет, то краюху хлеба. Несомненно, у дяди Пети было доброе сердце, и он жалел их. Поэтому и сами беспризорники не пакостили ему и не вредничали. А потом Миша попал в детский дом и больше с тем дворником не виделся.

Старший лейтенант уже подошел к крыльцу здания, как его окликнули:

– Мишка!

Митьков обернулся.

– Здравия желаю, Юрий Степанович, – широко улыбнулся он.

Юрий Степанович Соколов, или просто Степаныч, был его давним добрым знакомым. Под его началом, точнее, командованием, Михаил и начал свой боевой путь в сорок втором году. Солдаты и офицеры его уважали и любили. В подполковнике Соколове каким-то непостижимым образом уживались строгость и добродушие. Один из бойцов даже за глаза называл его батей. Правда, вместе повоевать им пришлось не так уж долго. В сорок третьем Степаныч загремел с тяжелым ранением в госпиталь, и старший лейтенант (тогда еще просто лейтенант) даже не знал, увидит его еще раз или нет. Хотя втайне надеялся, что Соколов вернется.

Сейчас этот высокий и широкоплечий седой человек лет пятидесяти (как припомнил Митьков, до войны он был еще и спортсменом, неоднократным чемпионом военного округа) стоял, опираясь на простую трость, и курил папиросу. Старший лейтенант отметил про себя, что подполковник почти не изменился со времени их последней встречи. Хотя сколько он его не видел? Уже больше года точно.

– Вот, значит, куда тебя занесло, – улыбнулся в ответ Степаныч.

– Да, вот так получилось, – кивнул Митьков. – Вы-то сами как, Юрий Степанович? Давно из госпиталя?

– Давно, Миша, давно. Вот только списали меня с «передка». – Соколов кивнул на трость. – Врачи мне ногу в прямом смысле по частям собрали. Вот, теперь с палочкой бегаю.

– Ну, может, еще восстановитесь, – ободряюще сказал Миша.

Подполковник покачал головой:

– Это вряд ли. Больно серьезно фрицы меня зацепили. Да и годы, сам понимаешь, уже не те. Не мальчик, чтоб козликом бегать. Да и ты, смотрю, тоже прихрамываешь. Неужто и тебе довелось по госпиталям поваляться?

– Как видите. И тоже с ногой.

– Да я уж понял. Я издалека же тебя приметил, когда ты шел. Еще думал, заметишь или нет.

– Виноват, товарищ подполковник, – смутился старший лейтенант.

– Ладно тебе, я же не в обиду. Какими судьбами-то тут? Служишь здесь?

– Ну, в общем, да, – осторожно ответил Митьков, решив пока не говорить напрямую о новом месте службы.

– Стало быть, по тылам кантуешься, как и я, – вздохнул Соколов.

– А вы сейчас где, Юрий Степанович?

– А прямо вот тут. – Подполковник кивнул на здание комендатуры. – Я же из этих мест родом. Вот, предложили местечко. Нужен им был офицер на скучную должность. Я подумал: была не была. Ну, и пошел. Раз уж воевать запретили, может, хоть здесь пригожусь.

– Ну, и то хорошо.

– Ты сюда, к нам?

– Да, по одному делу.

– А к кому?

Михаил вздохнул и решил сказать честно:

– К тому, кто скажет, где находится одна воинская часть.

– Только не говори, Мишка, что ты в контрразведку попал.

– Попал, товарищ подполковник. Направили, я и попал. – Старший лейтенант вытащил свои «корочки».

Степаныч крякнул и покачал головой:

– Эвона как. Погоди, ты не с капитаном Юркиным служишь?

– С ним, – подтвердил парень. – Он у меня, ну, вроде наставника.