– Нет в мире джентльменов, – вздыхает с наигранной грустью – пытается замаскировать неловкость шуткой.

– Вымерли, ага, – подтверждаю и думаю о том, что семейка Роу способна загубить в зародыше все джентльменские порывы. Откроешь перед девушкой дверь – тебя тут же обвинят в домогательствах.

– Так что будем делать? – торопит Ди. Смотрит на часы, морщит лоб. – Сорок минут осталось.

– А что бы ты хотела? – интересуюсь ее вкусами с вежливой улыбкой, но тут же получаю взгляд, полный негодования. – Ладно-ладно, – сдаюсь. – Будем готовить оладьи.

– Почему их? – спрашивает Дилайла и прикусывает губу в ожидании ответа, а я смотрю на ее губы и понимаю, что мне все-таки чертовски хочется изменить ее мнение обо мне.

– Почему бы и нет? – отвечаю вопросом на вопрос, пока пауза не слишком затянулась.

Мнение изменить хочется. Но тут два пути: или пытаться остаться на «Ласточке» после Альберы, или сдаться. Потому что за оставшиеся дни максимум, чего я сумею добиться, это уговорить Ди сыграть со мной еще раз в карты. Если очень повезет – в шахматы.

– Ладно, – пожимает плечами. – Ты – шеф.

Было бы лестно, если бы это касалось не только кулинарии.

Роюсь в ящиках, нахожу подходящие сухпайки, засохшее камнеподобное масло из холодильника и пачку муки – в заводской закрытой упаковке, задвинутую в самый угол дальнего шкафчика за ненадобностью.

– Держи, – вручаю Ди масло. – Растопи его пока на сковороде.

– Есть, шеф! – Корчит мне гримасу. Кажется, ее расстраивает, что приходится заниматься готовкой, да еще и в моей компании.

Ничего не говорю. Как бы мне ни нравилась Дилайла, становится скучно биться головой о стену ее придуманных предрассудков, а если мне скучно – все, пиши пропало. Рикардо часто возводит по этому поводу глаза к потолку и сетует, что, если бы я так быстро не терял ко всему интерес, из меня бы вышел толк.

Молчание затягивается. Меня это не беспокоит, а вот Ди чувствует себя не в своей тарелке. Кажется, она ждала, что я снова буду пытаться наладить с ней контакт.

– Никогда бы не подумала, что ты можешь уметь готовить, – не выдерживает и первая нарушает молчание.

Захлопываю дверцу шкафчика и поворачиваюсь.

Прищуриваюсь.

– Почему? Потому что такие, как я, привыкли жить на всем готовом?

Уголок губ Ди дергается, будто ей хочется улыбнуться, но она остается серьезной.

– Вроде того, – отвечает коротко и отворачивается, тычет лопаткой в начинающее таять масло с таким видом, будто это самое важное и ответственное занятие в ее жизни.

– Моя приемная мать любит готовить, – говорю, хотя сомневаюсь, что Ди интересно. – Когда я был маленьким, то мы постоянно что-нибудь мастерили вместе.

Дилайла отрывает взгляд от плиты и удивленно на меня смотрит, так, будто я сказал что-то по-настоящему странное. Мысленно прокручиваю в голове свои слова. Нет, ничего такого.

– Твой отец погиб, а ты вырос с приемной матерью? – переспрашивает она. Ах вот что ее зацепило.

– Ну да, – подтверждаю. Что в этом удивительного, мне пока непонятно. – А что?

Ди хмыкает каким-то своим мыслям. Стою и жду пояснений.

– Да ничего, – произносит наконец, снова берясь за лопатку. – Просто мне казалось, что у «золотых мальчиков» все должно быть хорошо. А ты… сирота.

Из ее уст «сирота» звучит как калека. Никогда не думал о себе так, и это целиком и полностью заслуга Морган. На какое-то мгновение мне становится стыдно, что она сейчас не знает, куда занесло ее блудного сына, а я даже не потрудился дать о себе знать… Но только на мгновение. Миранда поймет и простит. К тому же она прекрасно знает, что я могу за себя постоять. Да и везучий я, вон Эд меня не убил и даже похвалил. А пока предстану пред очи Морган, плечо заживет, и она не узнает ненужные подробности моего приключения.