Лошадь как Искусство. Часть 2 Алексей Берков

«Наше будущее: изучить систему связей всех частей природы и осознать, что она обязывает нас создать такую же связь между нами».

Михаэль Лайтман, биокибернетик

«Лучшее, что нам даёт история, – это возбуждаемый ею энтузиазм».

Иоганн Вольфганг фон Гёте

Еще две с половиной тысячи лет назад Гераклит Эфесский говорил, что если вы хотите понять, как что-то устроено, нужно узнать, как оно сформировалось. Я бы добавил еще, ПОЧЕМУ именно так, а не иначе. Этим мы и займемся, посвятив данную часть книги истории и причинам формирования мозга человека и лошади, а также основаниям существования стереотипов в отношении этого животного. И начнем мы с процесса эволюции.

Разумеется, не все верят в теорию эволюции. Но теория – это идея, основанная на объективно наблюдаемых фактах, а сама эволюция – фиксируемый процесс физических изменений, идущий независимо от человеческих установок и предпочтений. Любую теорию можно заменить другой, не менее адекватно описывающей те же самые явления, и надежно связанной с другими науками. Однако для нас теория эволюции является крайне удобным инструментом, позволяющим не только объяснить все происходящее, но и читать между строк, размышляя о том, о чем не рассказывается в тексте.

Как всегда, зайдем издалека. В предыдущей части мы обсуждали мозг: как он устроен, как воспринимаются сигналы от внешней среды, ведь наше психическое восприятие как раз основано на определенных физиологических особенностях. К примеру, почему мы любим полоски, геометрические фигуры или обращаем внимание на движущиеся предметы? Весь секрет в устройстве и происхождении глаза – светочувствительного органа, очень важного для человека. В первую очередь глаза воспринимают различие свет/тень, а потом из этих светочувствительных точек строятся линии. Именно из линий глаза создают наш мир. Первые следы орнамента на раковинах, керамике или теле человека – это линии и точки. Даже сейчас большая часть предметов человеческой культуры основана на линиях и довольно простой геометрии: дома, мебель, инструменты, священные символы. Линии легко определяются, на них приятно смотреть именно потому, что мы легко их узнаем и достраиваем изображение.

Впервые светочувствительные клетки появились у многоклеточных около 600 млн. лет назад. Вполне возможно потому, что масштабное оледенение Земли в эту эпоху резко уменьшило ресурсы, а чувствительность к свету подо льдами, сковывавшими океан, стала играть важную роль. Даже сейчас глаз человека может уловить в темном помещении всего один фотон! Ведь свет – это получение энергии и активность других организмов, которые можно съесть. Или которые съедят вас. А чтобы в этом разобраться, нужно понимать, завис над вами коварный враг или это еда куда-то перемещается? И лучше понимать куда. Это уже движение, а движение происходит на отрезке прямой. Чтобы нарисовать отрезок, нужны две точки, то есть клетки. Двух вполне достаточно, поэтому организм на первичном этапе не просто распознает линии, а дорисовывает их. И чем больше клеток, тем точнее анализ движения. Удачное предположение, поощряется дофамином.

Рассказывая о таких вещах, я хочу, чтоб вы уловили главную идею этой части книги – ничто не рождается из ниоткуда, ничто не формируется сразу в готовом виде. У любого явления, организма, подхода, методики или идеи есть истоки, которые не абстрактны, не абсолютны и не идеальны. А если говорить об идеях, к коим относятся и конные методики, то они созданы живыми людьми, со своей историей, окружением, комплексами, целями и мечтами. И не важно, спортивные это методики, высшей школы, натуральных отношений и т. п. Чтобы разобраться во всем этом, нам нужно рассмотреть не просто сами методики, но и людей, которые их создавали, живших во вполне конкретное время в определенной среде.

И каждое событие не только результат их действия, но и позиции, с которой оно оценивается. Ведь всегда можно найти «разумное» оправдание своим действиям.

Но начнем мы не с методик, и даже не с людей их придумавших. И вообще не с людей.

Когда вы решаете проблему, хорошо бы чтобы это была одна проблема. Вроде уравнения с одним неизвестным. В математике существуют более сложные уравнения с двумя, и даже с тремя неизвестными. И если с одним «неизвестным» мы еще более-менее разобрались – это наше мышление, а над его происхождением нам еще предстоит подумать, то вторым «неизвестным» в уравнении «Человек + Лошадь» это, разумеется, лошадь. И чтобы более полно понять особенности этого животного, нам тоже придется углубиться в историю его происхождения до встречи с человеком.

Эволюция лошадей, которая хорошо прослеживается по ископаемым останкам и генетике, описана ничуть не хуже, чем эволюция человека. Оно и понятно, животное всегда связано с биоценозом, неудобных вопросов о мозге, потери шерсти или цвете кожи никто не задает, политкорректностью можно пренебречь, поэтому изучай – не стесняйся. Правда исследователи всегда рассказывают об изменениях, в первую очередь, конечностей и зубной системы, и гораздо меньше уделяют внимания всему остальному. Нас же больше всего интересует мозг.

Однако пути эволюции лошадей все же намного более причудливы и извилисты, чем представляет большинство конников. И пусть у представителей рода equus не было такого скрытого индивидуального отбора по строению мозга, как у человека, и мозг эволюционировал вместе с телом, свое влияние на его формирование, долгая история лошадиных оказала.

65 млн. лет назад на Землю упал метеорит, поставивший точку в существовании динозавров, что способствовало расцвету млекопитающих. Он же стал причиной одного из самых резких скачков температуры за всю историю нашей планеты, так называемой «Эйфелевой башни», повлекший за собой смену многих видов. Термическая аномалия вызвала резкое увеличение объема осадков, лето стало более жарким, а наводнения интенсивными. В это время в районе Северного полюса росли пальмы и по всему Земному шару распространились виды планктона, характерные для тропиков. Повышение температуры происходило очень быстро, всего лишь в течение 10—20 тысяч лет, а возвращение к прежнему состоянию заняло несколько сотен тысяч лет. По завершению этого прекрасного периода, освободившего жизненные ниши для новых видов, в позднем палеоцене – среднем эоцене, около 55—45 млн. лет назад, в Северной Америке, возник самый ранний из предков лошадей, житель тропических и субтропических болотистых лесов – фенакодус или, как его раньше называли, триспондил. Длина тела его достигала 1,5 метра, а весил он около 55 кг. Скорее всего, он был травоядным (хотя не все ученые в этом уверены), бегал на пятипалых длинных прямых ногах, а его ногти стремились превратиться в копыта.

С чего вдруг этому животному стало необходимо быстро передвигаться? Палеогеновые хищники – креодонты, хотя иногда среди них и встречались гиганты, в целом были не слишком крупны, а самое главное, довольно медлительны. Гораздо большую опасность для мелких травоядных периода эоцена стали представлять потомки динозавров – гигантские хищные птицы: гасторнисы, титанисы и другие, широко распространившиеся и занявшие главные ниши в Северной Америке.

Против них нужно было найти эффективное средство выживания. С сообразительностью у этих гигантов, скорее всего, было как у динозавров, а вот соревноваться в скорости приходилось всерьез. В лесах птицы легко устраивали засады, и здесь помогала только быстрая реакция, но на открытой местности их было видно издалека.

Поэтому самые первые предки лошадей старались находиться вблизи степей, территория которых была в несколько раз меньше, чем сейчас. Но в степи трава не настолько питательна, и быстро высыхает, поэтому лес привлекательнее. В таком подвешенном состоянии и жил фенакодус. Вероятно, он был непривередлив к питанию, а конечности, неплохо подходящие для передвижения, как по лесной, так и по степной почве, позволили ему быстро распространиться от Канады до севера Мексики. Здесь стоит напомнить, что карта планеты не всегда была такой как сейчас, и между Евразией и Северной Америкой периодически возникал довольно широкий участок суши, называемый Берингией. Поэтому в начале эоцена фенакодус в виде группы палеотериумов добрался даже до юга Западной Европы, хотя его следы встречаются здесь достаточно редко.

Один из подвидов (хотя некоторые ученые выделяют его в отдельный вид) американских фенакодусов – тетраклаенодон, был ростом вполовину меньше своего более успешного родственника, и предпочитал более влажные почвы лесов. Как ни странно, именно из него в начале эоцена и возник эогиппус. Однако он был не единственным потомком фенакодуса, потому что одновременно с ним дошедший до Европы родственник стал известен как гиракотерий. Но эта линия, как и многие другие, оборвалась и просуществовала, в сравнении со своим родственником, относительно недолго.