Когда Лама была особенно в ударе и её стоны звучали наиболее душераздирающе, даже привыкнув к такой странной манере спать, моя душа иногда не выдерживала и всё-таки полностью её будила. Поднимала беспокойную тревожную кобылу, с удивительным поведением, в вертикальное положение. Так была почти уверена, что с ней ничего плохого не случится в ближайшее время. А вдруг кобылёшка и вправду начнёт помирать, а я и не замечу этого из–за громких стонов?

Совсем по-другому вела себя Доминика. Это элегантная, с плоской грудью, высокая «будёновка» (будённовской верховой породы), красивой масти, напоминающей цвет тёмного золота, спала стоя, точно по середине денника. Ровно поставив ноги, как статуя. При моём появлении с сеном в обнимку, или с ведром воды, широко округляла тёмные глаза, настораживала уши. Удивлённо рассматривала меня, словно видела впервые в своей жизни, и не двигалась с места.

Добавка-спокойная важная «орловка» (орловской рысистой породы), спала на груди как корова, уткнувшись губами в передние ноги. На стук ведра с водой, только лениво поворачивала ко мне голову. Места ей в деннике не досталось, как и ещё нескольким горемыкам, и кобыле приходилось стоять ночью в проходе, привязанной за недоуздок. Если ложилась на пол, голова её находилась у стены денника, а корпус лежал поперёк коридора. Я осторожно обходила беременную даму сзади, перешагивая через её круп. В этот момент, если в руках у меня было сено, часть его иногда просыпалась на спину Добавке. Она продолжала невозмутимо лежать дальше и съедала травинки со спины.

Басма, той же масти и породы, что и Доминика, перегнувшись через дверь денника, всю ночь двигала верхней губой крючок своей двери, пытаясь выйти в коридор. Так же хитрая упрямица считала, что ничего само с неба не валится, и предпочитала добывать всё своими силами. Обыкновенно это бывало так-воровала сено у соседок, не задумываясь, что этого добра у неё полная кормушка! Да ещё из вредности, втоптанное на полу, в грязную подстилку. За такое свинство конюхи стали класть хулиганке меньше сена. Тогда Басма стала умудряться по соломинке, по охапочке, таскать сено у соседки Тезы. Так, что утром можно было наблюдать такую картину – голодную Тезу, доедавшую свою подстилку уже из-под ног. И рядом через стенку, заваленную сеном по запястье, сытую наглую Басму…

В свой первый самостоятельный рабочий день, я снова отправилась на уже знакомом мне коне Рубине.

Из-за его долго никак не заживающей раны возле холки, начальница не разрешала брать седло для него, так как после седловки почти затянувшаяся травма начинала снова кровоточить. Она была достаточно глубокой, и самое главное находилась в неудачном месте. При затягивании подпруги и даже при прикосновении к ране Рубин недовольно поджимал уши и старался ударить меня задней ногой, так боль от неё его беспокоила! На мой взгляд, такое решение не имело смысла. Лошадь надо было лечить, а не отправлять на работу табунщику! Ну, или хотя бы оставить беднягу в покое, и отпустить бегать со всеми в табуне. Как можно ездить на больном коне? Но с начальницей спорить я не рискнула, и оставила ситуацию решиться самой.

До этого дня мы дежурили на конюшне и пасли табун вместе с Ритой, что было удобно и не так страшно. Всё-таки я и напарница ещё совсем новички в этом деле. И поэтому все неприятности в работе казались не настолько трудными, если были вдвоём. Так веселее и спокойнее! И собирать табун, и следить за лошадьми так куда лучше и быстрее. Но как только я и Рита немного освоились с новыми обязанностями, начальница начала торопить работать нас раздельно, каждой своя смена. И это огорчало… Светке не хватало работников! И позже, к сожалению, узнали почему… Была ещё причина – Витя очень хотел перейти на дневную работу конюха. Пасти табун ему не нравилось! В холод и в жару, в ливень и в сильный ветер, идти за лошадьми, и ещё собирать их с полей в кучу. И всё это делать одному… Для такой работы желающих в селе не было! Исключение составляли только мы, да Стенька. Это нас с Ритой ещё привлекала такая романтика, а Стеньке просто нравились быстрые животные. Поэтому и скорее ставили в график работать по одной. И вот наступил тревожный день, с табуном я отправилась уже одна, со мною пошли только собаки…