– Ради бога, Джен, слезай с Пегги и отпусти ее на все четыре стороны, – прошептал Джон Фрай, что я и сделал, потому что к тому времени сам Джон уже слез со Смайлера и лег на землю. Не выпуская поводьев из рук, я еле слышно пополз в сторону Джона.

– Брось поводья, тебе говорят, – лихорадочно зашептал Джон. – Может, они примут Пегги и Смайлера за диких пони и все обойдется, а не то быть нам с тобою нынче на том свете!

Я бросил поводья, тем более что туман начал расходиться и на фоне неба нас хорошо было видно снизу. Джон лежал в небольшой впадине; я вполз к нему тихо, как мышь, и замер около него.

На тропе, всего лишь ярдах в двадцати ниже нас, показался первый всадник. Ветер, дувший в долине, разогнал перед ним ночной туман, и внезапно в четверти мили от нас вспыхнул яркий костер, и вересковая пустошь окрасилась в малиновый цвет.

– Это на Данкери-Бикон, – шепнул Джон Фрай так близко, что я почувствовал, как шевельнулись его губы. – Зажгли сигнальный огонь, чтобы указать Дунам дорогу домой. С вечера, видать, когда уходили на промысел, приставили к костру часового. Постой, что ты делаешь? Ради бога…

Больше я уже не мог вытерпеть. Я выбрался из впадины, сполз вниз и залег за кучей камней футах в двадцати над головами всадников, умирая от страха и любопытства.

Пламя костра яростно рванулось ввысь, изгибаясь на ходу, и мне вдруг почудилось, что небо, тяжко нависшее над ним, заколебалось. Сигнальный огонь высветил холмы и впадины во всей округе и особенно скалистый проход и узкую долину подо мной, по которой всадники двигались молча, не оглядываясь по сторонам. Это были высокие мужчины могучего телосложения в кожаных жилетах и сапогах с высокими голенищами. На них были железные шлемы; грудь каждого покрывали широкие железные полосы; позади каждого висела добыча, притороченная к седлу. Их было более тридцати. Они ехали, нагруженные овечьими тушами, двое подстрелили оленя, а у одного из разбойников поперек седла лежал маленький ребенок. Я не видел, жив он или мертв, но видел, как болталась из стороны в сторону его поникшая головка. Нет сомнения, подумал я, они позарились на платьице ребенка, а его самого взяли с собой, потому что не хотели задерживаться в пути, чтобы раздеть несчастного. Платьице и впрямь было невиданной красоты: везде, где на него падал свет, оно сверкало так, словно было сделано из золота и драгоценных камней. Господи, что же они сделают с малышом, подумал я, неужели сожрут?

И мне так захотелось разглядеть ребеночка, добычу этих зверей в образе человеческом, что я встал из-за укрытия, прижался к скале и вдруг, не сдержавшись, в глупой своей храбрости выкрикнул проклятие в сторону Дунов. Двое тут же развернулись на месте. Один направил мушкет туда, откуда донесся крик, но его напарник сказал, что это, должно быть, привидение, и посоветовал беречь порох. И не знали в тот миг ни они, ни тем более я, что в один прекрасный день это «привидение» обложит их черное логово со всех сторон и разрушит его до основания.

Когда опасность миновала, Джон Фрай, все еще дрожавший от страха, подошел ко мне и сердито сказал:

– Из-за твоей глупости, Джен, моя молодая жена могла остаться вдовой. Кто бы тогда позаботился о ней и нашем сынишке? Дать бы тебе хорошего тумака, чтобы ты слетел отсюда прямо на Тропу Дунов, да уж ладно, бог с тобой…

Вот и все, что сказал Джон Фрай, вместо того чтобы возблагодарить Господа за чудесное спасение. Упреки его я выслушал молча, потому что мне самому было ужасно стыдно за свой проступок. Вскоре мы разыскали Пегги и Смайлера, мирно щипавших траву неподалеку.