– Але.

– Юль… Что… Что делаешь? – спросил я.

– Сижу дома. А ты где?

– Я… я… у Светы, Юль. Скоро приеду. А ты что делаешь?

– С подругами сижу, – ответила Юля, и на другом конце я услышал смех.

– А мама где?

– На эфире. Ты забыл?

– На эфире? – переспросил я и посмотрел на часы – почти десять.

– Ну да, она же при тебе говорила, что последний в этом сезоне.

Я снова посмотрел на часы.

– А папа?

– У него совещание, – ответила сестра.

– Какое совещание? – спросил я.

– Ну я не знаю какое. Что-то на работе случилось, срочно выехал. Я ему пять минут назад звонила, спрашивала, когда приедет, – ответила Юля.

– А он?

– Сказал, что приедет, как все разрулит. Я попросила купить сок. Маме не дозвониться – она выключает, когда ведет программу, сам знаешь.

– Я тоже скоро буду, выпьем чаю вместе, – сказал я с волнением.

– Хорошо, жду, – тихо сказала Юля.

Я положил трубку. Мне так мучительно захотелось оказаться рядом с Юлей, просто смотреть, как она что-то делает. Обнять ее и пролежать так до утра, но я остался сидеть в машине и ждать чего-то нехорошего, с чем никогда не сталкивался.

Я сижу один в своей комнате и смотрю на майку с подписью Ягра. Отец подарил, когда мне исполнилось шестнадцать. Размашистая подпись великого хоккеиста диагональю идет по цифре «68». Это джерси я хотел забрать в Штаты, но оставил здесь, подумав, что там таких полно. Потом я открываю ящики стола и смотрю содержимое. Достаю стопку каких-то тетрадей, пролистываю верхнюю. В ней лекции по политологии, зарубежной истории и одна по французскому. Когда я пролистываю следующую тетрадь, из нее сыплются на пол какие-то бумажки и фотография. На одном из листков записан чей-то номер, и я не могу вспомнить, при каких обстоятельствах записывал его и кому он может принадлежать. На фотографии мы с Алексом и Катей на какой-то вечеринке. Я что-то говорю на ухо Алексу, взгляд которого убит наркотиками или алкоголем, но он пытается вслушаться в мой голос. На нем майка с надписью: «Завтра не будет». Катя позирует в дурашливых очках, на ней красное летнее платье и в руке почему-то молоток. На заднем фоне люди, которых я не могу опознать. Мне хочется узнать, чей номер на той бумажке, и я набираю его. После нескольких гудков слышу мужской голос.

– Охуеть! – говорит он.

Я не понимаю, кто это, но говорю:

– А кто это?

На том конце повисает пауза, потом голос возвращается:

– Ты шутишь, что ли? Вписон.

– Когда? – спрашиваю я.

– Два года назад, блядь, – отвечает голос. – Два года.

Я хочу положить трубку, но голос внезапно говорит:

– Мне жаль, что Миры больше нет, старик. Она была какой-то грустной в последнее время.

Чувствую, как по моей спине пробегает холодок.

– Почему? – спрашиваю я.

– Потому, что она что-то понимала и знала, – отвечает голос.

– Что знала? – недоумеваю я.

– Что все скоро закончится, – холодно говорит голос.

– А что должно закончиться?

– Ты, Андрей, укуренный сейчас?

– Нет… нет.

– Тогда че глупые вопросы задаешь?

– Я… я не понимаю.

– Ну, когда-нибудь… поймешь и ты. Может быть.

– Что я должен понять?

– Зачем ты позвонил? Два года прошло.

– Я… просто… я не знаю, – говорю я.

Слышу на том конце холодный смех. До сих пор не понимаю, с кем говорю.

– Старик, – продолжает голос, – я не знаю, в каком ты сейчас состоянии, но просто знай: когда-то мы все были счастливы и нас сильнее любили, а может, мы просто были младше. Но это было тогда, а сейчас просто надо существовать, – говорит голос, – и ждать.

– Чего ждать? Я не понимаю ничего… Алло! Алло! – почти кричу, в ответ какое-то шуршание и помехи. Потом гудки.

Я записываю номер под именем «кто-то», чтобы пробить в мессенджерах, кто на аватарке. Номер не привязан ни к одному из аккаунтов. Когда я перезваниваю, оператор говорит: «Данный вид связи недоступен для абонента». Мне становится очень страшно, и я выхожу из комнаты в надежде, что страх дальше нее не последует.