До этого Павел Петрович и отец несколько раз встречались, беседовали и, вероятно, не только по поводу моей учебы, поэтому между ними возникло какое-то чувство взаимной симпатии. Поэтому отец очень обрадовался приходу моего учителя и, невзирая на его отговорки, что ему необходимо посетить еще несколько домов, был усажен за стол, который мать в течение нескольких минут сервировала литровой банкой самогона и необходимыми закусками. Сидели они часа три. По отрывкам их разговора (я сидел и готовил уроки в соседней комнате) мне было понятно, что говорили они в основном не обо мне, а вообще о жизни – коллективизации, войне, политике и т. д. Мне тогда показалось, что во многих обсуждаемых ими вопросах они были единомышленниками. Боялся я зря – Павел Петрович ни слова не сказал отцу про мое «недостойное» поведение. Наоборот, он довольно настойчиво убеждал отца, что я неглупый малый и что из меня выйдет толк. Поэтому, говорил он моему отцу, нужно сделать все, чтобы его сын мог получить высшее образование. Отец на эту тему больше молчал, а потом изрек: «Не знаю, как получится».

Кстати сказать, в те времена нас в школе довольно основательно приучали к физическому труду. Кроме уроков труда, обязательным считалось содержать в чистоте силами учеников классное помещение и дворовую территорию школы. Кроме того, начиная с 6-го класса, нас каждую осень по нескольку дней возили в село Вороновку помогать колхозникам собирать свеклу. Ехать тридцать километров ранним утром и поздним вечером в сентябре на открытой грузовой машине было очень холодно. Многие, в результате таких поездок, простывали. Но нас тогда рассматривали как необходимую для страны рабочую силу, а не как малолетних детей.

В это время я очень много читал. Читал бессистемно, все подряд, любую книгу, которая попадала под руку. Больше всего мне нравилось читать приключенческие и исторические произведения. Очень нравились книги из цикла «Жизнь замечательных людей». Не гнушался и политической и романтической беллетристики. После двадцатого съезда партии в стране появилось довольно много литературных произведений, рассказывающих правдивые истории о страшных временах культа личности Сталина. Такие книжки ходили по кругу – от дома к дому. Взрослые зачитывались ими и обсуждали их содержание между собой. Естественно, что и мы, подростки, тоже от них не отставали – жадно впитывали их содержимое. Потихоньку начиналась политическая оттепель.

Обладая довольно неплохой памятью, я, в ответах учителю по проходимому в школе обязательному материалу, иногда добавлял прочитанное мною по данной теме в художественной и исторической литературе, чем вызывал с его стороны явное одобрение. Особенное в этом ко мне отношение было со стороны учительницы истории Александры Григорьевны Гурьевой и учительницы русского языка и литературы Риммы Петровны Казаковой. Иногда я так увлекался рассказом, что мой ответ затягивался на полу-рока, но учителя меня не останавливали. Оценки по этим предметам у меня были только отличные. Сейчас, уже через много лет, я понял, что это было правильно – бессистемная читка давала мне более многосторонние познания.

Кстати сказать, любовь к чтению была в нашей семье у всех. Очень много читал отец. Несмотря на то, что семья жила очень даже небогато, мы выписывали большой объем периодической печати – газет и журналов. Каждый год подписывались на «Роман-газету» и два-три толстых литературных журнала. Мама, несмотря на то, что она ни одного дня не училась в школе, самостоятельно научилась читать и писать. В зимнее время в семье обязательны были коллективные вечерние читки. Семья собиралась в одной комнате – мать вязала, отец подшивал нам всем валенки, а Алла и я по очереди читали вслух какую-нибудь книгу. Толика читать не обязывали – он «проглатывал» слова, а Алешка был еще маленьким. Для большей освещенности в комнате зажигали две керосиновые лампы.