В то время отделение железной дороги находилось не в областном центре, Кокчетаве, а в городе Щучинске и называлось Курорт-Боровским отделением Карагандинской железной дороги. Пристанционный район довольно быстро развивался, так как на предприятиях отделения железной дороги (паровозоремонтном депо, вагоноремонтном депо и т. п.) работала основная масса промышленных рабочих города – около пяти тысяч человек.

Мимо выделенного нам участка проходила основная дорога, связывающая город Щучинск и села, расположенные в юго-западной части Щучинского района (Златополье, Озерное, Вороновка, Брусиловка, Пашенка, Ключи, Савинка, Многосопочное, Обалы, Ново-Андреевка, Тюлькули, Щедринка, Веденовка). Напротив нашего участка были склады заготконторы райпотребсоюза и нефтебаза Боровской МТС. То есть строили мы дом не на самом отшибе (хотя в то время это была окраина города). Рядом с нами всегда кипела жизнь. Хотя дорога была грунтовая, так называемый «большак», но вдоль нее было расположено около половины колхозов района, и поэтому с раннего утра до позднего вечера мимо нашего дома постоянно двигался какой-то транспорт. Он был в основном гужевой, так как автомашин в то время было еще очень мало.

Как только был оформлен земельный участок, родители сразу начали строить дом. Помню, как отец копал траншею под фундамент. Траншею он выкопал за один день. Она была неглубокая – в пределах 40–50 см. Фундамент выкладывали пластинчатым гранитным камнем – «плетняком». Цемента, да и извести, в то время достать было практически невозможно, как из-за дефицита, так и из-за нехватки денег, поэтому основным связующим материалом была глина, которую брали тут же, в выкопанной на участке яме.

Стеновым материалом был саман – крупный сырцовый кирпич, состоящий из смешанной с соломой глины. Первоначальную партию самана мы купили у высланных с Кавказа ингушей. Делали они его по берегам протекающего с горы ручья. Сегодня рядом с эти местом находится территория старого (закрытого) городского кладбища, которого во время переселения ингушей еще не было. Появилось оно сразу после войны. В дальнейшем саман, да и мелкий кирпич-сырец из глины и песка для печи, мы делали сами у себя на участке. Как только стены были поставлены, отец уехал на две недели в ближайшее лесничество на заготовку леса для дома – бревен на матки и жердей на перекрытие потолка.

Дом строили все – и родители, и дети, кроме младшего Алеши, которому в то время было около полутора лет. Мне тогда было шесть, но я тоже вносил свою лепту в общее дело – подносил саман, а точнее, по половине самана, чистил специальным чистиком от кожуры жерди на потолок, даже пытался помогать матери и сестре мазать стены.

Иногда летом в воскресенье отец всем детям устраивал выходной, и тогда мы со старшим братом Толей и соседскими ребятами разных возрастов ходили на озеро Щучье купаться. Идти надо было более шести километров и, кроме того, дорога была небезопасная. На этом пути нас могли ждать неприятности. Чтобы попасть на озеро, надо было преодолеть несколько преград.

Первая преграда нас ждала сразу же после прохода мимо кладбища. Дорога от кладбища до каменоломен контролировалась «щучинской мордвой». И если нас было больше, чем их, то проход осуществлялся спокойно. «Щучинская мордва» не решалась на открытое столкновение. Если же их было больше, чем нас, то наша задача состояла в том, чтобы избежать столкновения. Для этого надо было как можно быстрее добежать до каменоломен. Затем преодолеть второе препятствие, чтобы выйти уже на перевал. Чтобы миновать каменоломни, нам волейневолей нужно было идти мимо лагеря заключенных, которые работали на каменоломнях. Лагерь был строгого режима – там находились заключенные, имеющие сроки судимости от десяти лет. Говорили, что в этом лагере сидели люди, осужденные по политическим статьям, – враги и предатели родины. Охрана лагеря в целом к нам, мальчишкам, была настроена благожелательно, но иногда в ее составе находились идиоты, которые, ради того, чтобы нас попугать, открывали стрельбу над нашими головами и хохотали, когда мы падали на землю, но такие эксцессы были очень редкими. Сразу после смерти Сталина, кажется, в 1954 году этот лагерь был закрыт. Перевал между двумя горами, которые были очень похожими друг с другом и назывались «Две сестры», всегда проходился свободно, и, спустившись вниз, мы оказывались у озера Щучье.