Линия судьбы Галина Гетманская

© Галина Васильевна Гетманская, 2025

ISBN 978-5-0065-4887-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Осень 2023 года в городе М* выдалась дождливой. Рано налетели северные ветра, срывая с деревьев не успевшие покрасоваться яркими красками листья, и, развеивая, несли их в низины да согры. А те, цепляясь за заборчики, фундаменты домов и стволы деревьев, падали, сбивались в разноцветные валки и кучки. Поначалу ветер поднимал их от земли, кружил, а как дождик-то намочил, совсем сникли они, потемнели. Те, что упали в лужи, теперь лежали на дне их, яркие, почти нетронутые ржавчиной. Горы, с весны покрытые сочной зеленью, выцвели и приобрели палевый цвет. Расположившиеся на склонах небольшими группами берёзки, какое-то время ещё желтели кронами и вскоре, потеряв листочки, потускнели. Ночные заморозки стали серебрить инеем деревья, упавшую листву и крыши домов. В иные дни, жители города, проснувшись удивлялись белому снежку, насыпавшемуся за ночь, поговаривали:

– Ранняя, видно, зима будет в этом году, а значит – длинная.

От спрятавшихся под тонким ледком луж, тянуло холодом и какой-то отрешённостью, а душа противилась, ей хотелось ещё тепла. Уже в начале октября снег стал появляться чаще, он всё плотнее ложился на землю, оставаясь лежать, не подтаивая, под остывающими лучами солнца. Рябиновые аллеи горели огнём, крупные гроздья красных ягод, пока ещё не тронутые птицами, создавали есенинские образы. Город сверкал удивительной чистотой и свежестью. Вечерами, когда включалась иллюминация на магазинах, деревьях и загорались фонари вдоль проспекта и улиц, город превращался в сказку.

– Вот и зима приходит. Всему своё время. Одно уходит, другое спешит занять его место. Всё, как у людей… – проговорила Ирина, осторожно ступая по пышному снегу. – А, помнишь, как я тебя в снег завалила? Помнишь? Мне до сих пор стыдно за себя. Под снегом-то лёд был, а я, бесшабашная, резко пнула по твоей ноге – и тебя, как не было! Ой, какие мы тогда молоденькие были! Как я была влюблена тогда в тебя! Засыпала, думая о тебе и просыпалась с мыслью, что увижу тебя. Вспоминается всё это, и сейчас сердечко трепещет, вот-вот выскочит!

– Помню, конечно, да я тогда совсем не ожидал такой дерзкой выходки от тебя, вот и завалился, как лопух в снег. Зато как смеялись потом! Да, время не вернёшь, – задумчиво отвечал Алексей. – Много чего мимо нас с тобой прошло. Ну, да ладно, зато мы сейчас вместе. Смотри, как воробьи долбят рябину, только хруст стоит! Уродилась она нынче, хватит им на целую зиму.

– Дышится-то как легко! А воробьям свиристели помогут, они же в январе опять прилетят. Всей стайкой усядутся на деревья, и шерстить будут ягодки, пока не опустошат все ветки, потом исчезнут надолго, до следующего урожая! А снег под рябинами снова станет красным. Вот тебе и пищевая цепочка, всё до самых мелочей продумано в этом мире. И мы с тобой, и судьба наша наверняка кем-то запрограммирована.

Ирина задумалась…

Память унесла её в те далёкие шестидесятые, когда в холодные осенние дни в их доме было тепло от пылающего и потрескивающего огня в печи. Бабуля ставила тушиться в горячую духовку блюдо из картофеля с мясом и капустой, сестрёнки и братишка были рядом, мама (её звали Татьяной) уставшая, возвращалась с работы, а все её ждали. Она ставила тяжёлую сумку на стул и выкладывала купленные в магазине продукты – молоко, макароны, пряники, конфетки-подушечки, дети постарше называли их «Дунькина радость». Часто она приносила мороженную морскую рыбу; хек, кильку, минтай, обычно целыми пластами, а потом её жарили, и пекли с ней пироги на листе. Рыба в магазине в то время дешёвая была и привозили часто. Зарплата-то небольшая, вот и надо было как-то выкраивать, чтобы и детей накормить и одеть их.

Работала Татьяна бригадиром в стройгруппе на поверхности шахты «Шушталепская», занимались они текущим ремонтом административных помещений: выкладывали плитку в мойках и столовой, штукатурили, красили. Работа для женщин тяжёлая, раствор заводили вручную и на носилках подносили его к месту работы. Татьяна была на хорошем счету у руководства шахты, и ей раз в год давали бесплатную путёвку в санаторий. Ирина слышала, как мама жаловалась бабушке на боль в руках – сказывался тяжёлый труд. Она, всегда держала детей в строгости, обязательно проверяла выполнение заданий по дому, которые с утра выдавала: если летом, то кто-то полет грядки, кто-то воду таскает для полива, кто-то тротуары во дворе моет. В доме тоже уборку распределяли между собой. Зимой обязательная чистка снега, набрать и принести угля, дров для печи, накачать воду с колонки, установленной за домом. Дети исполняли все поручения, им, конечно же, помогала бабушка, особенно младшей Иринке. Той было обидно, что количество работы для неё было одинаковым, что и старшим сёстрам и брату, но она никогда не пасовала и, бывало со слезами, но заканчивала всё.

За хлебом дети бегали сами, вставали с утра пораньше, чтобы занять очередь в магазине. В руки тогда давали по две булки, так они по двое ходили и покупали четыре, чтобы хватило на день. Хлеб ребятишки любили, отрежут кусок, маргарином намажут, а сверху сахарком и на улицу играть, а то сахар на кусок хлеба, водой чуть польют и вперёд. Домой-то поесть, бывало, не загонишь.

Разложив купленные продукты по местам, все помогали бабушке собрать на стол и садились ужинать. За ужином обсуждали, как прошёл день.

А вот в школьные дела детей Татьяна совсем не вмешивалась, они учились сами. Даже на собрания в школу она, однажды, перестала ходить, объяснив это так:

– Сижу там красная вся от стыда, родителей отстающих детей учительница стыдит и ставит им в пример меня, а я ведь даже не знаю, когда вы уроки учите. Не пойду больше в школу.

И, обратившись к старшей дочери, сказала:

– Аня, ты, как старшая, теперь будешь на собрания ходить, и мне рассказывать, что там говорят.

И Аня ходила, записывала, о чём говорили на чистый лист, а дома вводила маму в курс дела.

Ирина очень любила маму, но вместе с тем, всегда побаивалась. Не знаю, почему, но в их семье не заведено было, как говорят, сюсюкаться с детьми. Дети росли самостоятельными, старшие заботились о младших и все были очень дружными. Хотя, как и во всех других семьях, порой выясняли отношения между собой, особенно славилась этим Ирина – она смело шла в рукопашный бой, а потом получала от мамы оплеуху.

А папу Ирина не помнит совсем, маленькая была, когда его не стало. В то время их семья жила в селе Пуштулим Ельцовского района. Мама рассказывала, что отец был гармонистом, его гармонь, долго стояла на видном месте в комнате, накрытая вышитой салфеткой. Татьяна сама вышивала гладью различные цветы на белой ткани, они красовались на оконных шторках, на наволочках и полотенцах.

Татьяна тогда работала на молочном заводе, который в селе называли молоканкой, а папа Иры, Василий, при жизни работал в артели сапожником, шил кирзовые сапоги. Ира помнит сапожки, сшитые отцом, и бережёт единственную фотографию, на которой она с папой стоит в них. В тот день фотограф приехал в село, Василий взял с собой дочек Валю и Ирину сфотографироваться. Старшие дети, Аня и Юра, были в то время в гостях у родственников, живших на другом краю села. Девочки впервые в жизни шли фотографироваться, не имея никакого представления, что там будут с ними делать. Когда пришли к фотографу, Валя, увидев фотоаппарат, стоявший на трёх ножках и укрытый черной тканью, испугалась его и убежала домой, вот и получилось, что на фото с папой одна Ирочка.

Через несколько лет после смерти мужа Татьяна убрала гармонь в сундук, завернув её в чистую простынь. Сундук тот Ирина помнит хорошо – его металлические уголки и резьбу, фигурное отверстие для ключа. В семье сундук появился давно, когда Иринина мама ещё девчонкой была. Детям всегда очень хотелось посмотреть, что в нём, но он запирался на ключ, и, только когда бабушка открывала его, можно было увидеть стопку разного цвета тканей, сложенные аккуратно чьи-то вещи, какие-то коробочки и много ещё чего. Иногда бабушка доставала из сундука содержимое, пересматривала и складывала назад, задумываясь над каждой вещицей. Трогать руками сокровища никому не разрешалось, дети стояли в сторонке и с огромным любопытством наблюдали за происходящим. И только когда Ирина подросла и училась в старших классах, она была посвящена в таинство сундука. Оказывается, он хранил бабушкино свадебное платье, её девичий нарядный сарафан, красивое расшитое постельное бельё, ночную сорочку и несколько отрезов разной ткани, а также бабушкино обручальное кольцо и серьги с красными камнями. На самом дне лежала стопка документов и старых фотографий, аккуратно завёрнутых в газету. Перебирая фотографии, бабушка показывала внукам молодого усатого мужчину с добрым смелым взглядом.

– Это ваш дед, – говорила она.

Молодая и очень красивая женщина, стоявшая рядом с ним, как оказалось, была сама бабушка. Маленькая Ира, глядя на фото, сказала однажды:

– Я эту тётю видела вон там, – и она побежала в горницу, где в красном углу на полочке под потолком стояли иконы, украшенные расшитым полотенцем. – Вот она! – Ира указала своим пальчиком на деву Марию.