Понравилось за все лето – а может, за всю жизнь – Лимбе только в одном месте. У бабушки. Там… Там просто было спокойно. И никого. Ах да, там еще книг было много, но в основном на немецком, читать можно с электронным переводчиком, но это неудобно и переводчик часто завирается, лучше нормальные переводы в сети искать. Одна была самая волшебная, «Mare Liberum7», значит, «Свобода морей», с картами, с торговыми путями, с точечками островов, со стрелками пассатов и муссонов. Целый мир, а не книга. Но и на русском книги были, и бабушка даже на пляж разрешала их брать… Бабушка вообще все разрешала, смотрела на Лимбу молча, но так, как никто никогда на нее не смотрел, и улыбалась. Правда смотрела – с портрета на стене в старом домике в маленьком нерусском городке у моря. По вечерам, когда закрылась в домике на засов и совсем одиноко, Лимба приходила к портрету просто посидеть. Живой бабушку она помнила. Потому что бабушка была всем. Такая добрая-добрая, бесхитростная нежность, старые руки, сказки из старых книжек – бабушка растила Лимбу до школы, потом родители забрали в новый, только что выстроенный дом неподалеку, но они работали, и из школы забирала бабушка и вела к себе, в старый домик с круглыми окнами под крышей, они делали уроки, пекли кральки, учились вязать крючком, а к родителям отводила только после ужина. Если Лимба простужалась, то бабушка оставляла ее у себя, потому что раньше была детским врачом…

Как помнить человека, если он был всем миром, в котором ты живешь? А потом, в третьем классе, в марте, клеили открытки к «мамину дню», и Лимбе нужно было успеть склеить две. Успела. Подписала. А бабушка не пришла. Ой, все. Стоп. Надо о хорошем думать, а то подкорка, а если грамотно говорить, лимбическая система, устроит истерику. Сложно с ней, с лимбой. Она, может, потому и называла сама себя так, что не понимала, кто главнее, разум или эмоции, вечно устраивающие шторм? Эмоции честнее, зато ум – сильнее. Пусть штормит там, внутри черепа, чтоб никому не видно. Никому и не надо знать об этих штормах, хватит, она уже с собой намучилась. Надо быть к себе строже, не распускаться. Но повспоминать-то можно? Хоть капельку из колбочки?

Ладно, можно. Скрипучие железные качели, дорожка из красного кирпича, кусты сирени, заросли мальвы, львиного зева и венерина башмачка на одичавших клумбах и этим летом остались точно такими же, как она помнила так давно, что, казалось, клумбы и домик были не на самом деле, а в сказке. Нет. Были. Есть. Только там нельзя остаться насовсем. И то повезло, что папа разрешил там одной пожить целых две недели.

Стоп, все. А то так грустно, что колбочки со счастьем и все вместе не помогут.

Ах да, книги. Собственная жизнь на фоне литературы тоже становилась похожа на страницу из книжки, проступала загадочным полустертым орнаментом. А еще… Когда-то, сто лет назад, может, в двенадцать-тринадцать, Лимба видела картинку: грустную девушку обнимает проступивший с огромной книжной страницы парень из бумаги со строчками, ласково-ласково и так дружески, что ей самой тогда захотелось стать этой девушкой. Ну да, книжки – друзья. С ними куда проще сблизиться, чем с настоящими людьми… Да и зачем с людьми сближаться? Особенно по поводу любви. Вон посмотреть на всех, хоть на родителей, хоть на одноклассников: от этих сближений одни проблемы… Так, хватит отвлекаться. Вот, «Лейтенантская проза Великой Отечественной», то еще чтение, но экзамен есть экзамен…

Четверг сразу не задался. Во-первых, мама что-то нервничала из-за работы, хоть и не подавала виду – и вдруг опрокинула заварочник, сильно ошпарила колени себе и немного – Лимбе. Сразу приложили пакеты с заморозкой из морозилки, и полегчало, Лимба даже подумала – обошлось. Нет. Кожа вспухла все равно. Пока молча долго держали пакеты, мазались противоожоговой мазью, бинтовались и переодевались, обе, конечно, вылетели из графика. Больно было дико, хотя ожог – так, пара пятнышек, а каково же маме? Но та даже не морщилась, будто у нее в крови с рождения обезболивающее циркулирует. Побледнела только. То ли заодно учит стойкости, то ли у нее мысли по работе заняты чем-то таким, что хоть целиком кипятком ошпарься – все не важно, забинтуйся как мумия и иди на работу. А тут только коленки, ерунда какая. Но таблетки какие-то она выпила две штучки, а Лимбе дала одну. Отпустило на середине дороги до школы, а то правда идти было больно, особенно когда юбкой задевает. Хорошо, что мама сегодня на служебной машине, и не за рулем, водитель есть, не надо ногами шевелить, когда педали переключаешь… А вообще школа просто оазис по сравнению со взрослой-то жизнью. Хотя кому как. Вон, кроме взрослых, которые куда-то мчатся, полно бездельников, которые никуда не спешат. Значит, никому и нигде не нужны.