Все шло тем же заведенным унылым порядком. Дежурный праздник по календарю, который все обязаны отыграть. Только еще тоскливее, потому что хоронили их, одиннадцатого класса, последнее лето детства. А Лимбе все казалось, что она этим летом вообще ничего не успела. Хочется плакать. Солнца так и не было, хотя в небе местами проглядывали дырки в синее. Переполненные ряды малышни по классам, квадрат зеленого покрытия со спортивной разметкой, шарики-букеты, за забором вытаптывают газоны родители, громкая музыка, неразборчивые речи и свист микрофона, возня в задних рядах, потерявшиеся малыши, шипение классных руководителей, мимоходные смешки и сплетни, а кому надо – под шумок обнимашки, кому надо – похвастаться про море или там что. Пончик, хорошо хоть, не приехал еще. Куда б его деть? Отдать в добрые руки? А потом что – одной весь год? Чтоб Глина снисходительно ухмылялась? А что, не безразлично? Нет времени на Пончика. И главное, пончики – мусорная еда.

Вообще-то на одноклассников смотреть было приятно, и Лимба и не ожидала, что даже интересно. Все не то чтоб подросли, хватит уже расти, а стали лучше, словно их дорисовали или пропустили их картинки через редактор. Хорошие. Светятся, рады друг другу. Правда хорошие? Лучше притвориться, что правда хорошие, а то до мая не выдержать с ними по столько уроков всегда вместе… А вообще-то удобно с людьми, которых уже так хорошо знаешь. И умеешь держать на расстоянии.

Из всех только вон Соня Соломка что-то не светится совсем, а как побитая собака рядом с Гунькой. Ловушка это все-таки, подростковый бред: если у тебя нет парня, значит, с тобой что-то не нормально, значит, ты бракованная – и приходится Соломке Гуньку терпеть. Он симпатичный в принципе, вроде и не дурак, Игорешка Васильев, но… Гунька, и все тут. Прошедший через какие-то тет-о-теты с Глиной. Их дело, конечно… Но как же хорошо, что Пончик еще не приехал. Ну его.. Пусть у кого хочет списывает. Отставка, – от этого решения в душе словно приоткрыли форточку и внутрь потянуло свежим воздухом. А мурлыканье про «чувства» и вечные на все жалобы пусть в другие уши дует. Если такие найдет. С нее хватит этих дурацких типа «отношений». Какие отношения? Сидеть рядом день за днем с толстым Пончиком, неудобно отодвигаясь на край парты, потому что Пончику мало места, а еще от него уже со второго урока начинало пахнуть, – и терпеливо давать списывать? Ну как вообще можно было быть такой дурой, чтоб повестись на «отношения»? Пережить одиннадцатый класс и экзамены, а там… Там все другое. Никаких пончиков.

Даже дышать стало легче.

– Право подать первый звонок…

Гусыня, или мама-Гусь, классная, писала ей накануне вечером, что вот, мол, надо подать звонок, оценки-то лучшие, но Лимба честно ответила, что ей это будет некомфортно – как-то поняла за десятый класс, что со взрослыми лучше «в лоб», не тратить время ни им, ни себе, – а Глина, ой, Алина Хорошавина, обрадуется и красиво пройдет. Классная не ответила, наверно, неприятно ей – Глину взрослые почему-то не любили. Ну, «как почему-то». Глина есть Глина. Самоуверенная. Кирпич потому что в глубине души. Или вместо. Но кирпич внутри никак не мешал Алинке сейчас вышагивать на высоких – серьезно, серебряных, искрящихся? – каблуках, вести за руку малыша в костюмчике и вовремя, точно под прицел фотографа, встряхивать водопадом золотистых кудряшек. А за ней, как авианосец сопровождения, плыл Пломбирчик с перепуганной первоклассницей на плече, которая пыталась трясти тяжелый колокольчик. Тот редко звякал. Типа «ура».

Ой! Линейка кончается! Первоклассники! Первоклассников вести в класс!