- Я нашел ее на скале, где мы скрывались от всадников.

- Ты снова лазил туда? – поразилась Луминица. - Но зачем?

- Так. Хотел снова там побывать, - непонятно объяснил Тамаш, но его упорный взгляд сказала Луминице гораздо больше, чем смогли бы высказать самые многословные объяснения.

Девушка вдруг порозовела, вспомнив, как они лежали там вместе на ковре из цветущей камнеломки и мхов, так близко друг от друга, что их дыхание сливалось в одно и смешивалось с ароматом цветов. И капельки воды, лежащие в чашечках листьев, отражали мутное серебро небес и подрагивали на ветру. Луминица вспомнила горячую руку на своем лице, вспомнила, как вспоминают что-нибудь счастливое и значительное. Она ведь тоже хотела тогда коснуться рукой Тамаша: его загорелых пальцев, обращенного к ней серьезного лица... Хотела, но не посмела. А теперь это было уже невозможно. И никогда не станет возможным. Луминицу так сильно ранила в сердце мысль о невозможности ничего исправить в прошлом, мысль о необратимости прошлого, что она не совладала с собой и надрывно всхлипнула.

- Что с вами, госпожа? Я вас расстроил?

Но Луминица, отвернувшись от глядевшего на нее с тревогой Тамаша, беззвучно плакала. Тамаш молча ждал, боясь вмешиваться.

- Вы плачете из-за меня? – наконец требовательно спросил он, когда Луминица немного поуспокоилась.

- Нет, что ты, Тамаш, конечно, не из-за тебя, - поспешила успокоить юношу Луминица и вытерла слезы. - Скажи, а зачем ты пришел? – спросила она, снова обернувшись к юноше.

- Я хотел вам вернуть подвеску, - честно ответил юноша.

- Только из-за этого? Ты что, проделал такой дальний путь только для того, чтобы принести мне ее?

Тамаш кивнул.

- Но Тамаш, я же через несколько дней…

Тут Луминица запнулась.

- Тамаш, ты знаешь, что…

- Да, я знаю, госпожа, - глухо сказал Тамаш, - что вы выходите замуж за кнеза.

Он опустил глаза вниз на свои руки, которые теребили пустой сверток.

- У меня послезавтра свадьба, - горько и обреченно сказала Луминица.

- И что, госпожа, ничего не может это изменить? Я имею в виду вашу свадьбу.

- Нет, Тамаш, никто не сможет уже ничего изменить, - горько сказала Луминица. - Ничто в целом мире, - и она покачала головой как бы в подтверждение своих слов. - Родители все решили, с кнезом все уже обговорили, и почти все обряды проведены.

Луминица устремила неподвижный взгляд на залитую апрельским светом лужайку. Теперь оба сидели, отвернувшись друг от друга. Говорить было неловко и бессмысленно. Птичьи голоса оглашали лес, но они не могли заставить замолчать голос грусти. Солнечные блики кружились по поляне, но из-за этого только чернее казались тени, перечертившие дорогу будущего. Если бы Луминица могла разделить с Тамашем бремя этой беды, то ей, наверное, было бы легче, но сейчас беда давила и пригибала к земле только ее одну, и под грузом этой беды душа Луминицы стонала от отчаянья.

- Такая хорошая погода, все вокруг радуется, а у меня свадьба, - заметила Луминица. Ей захотелось хоть кому-нибудь пожаловаться.

- Нет, госпожа, завтра пойдет дождь.

- Ты уверен?

- Я знаю это, - даже не поворачиваясь к Тамашу, Луминица почувствовала, что он пожал плечами, - горы это знают, лес знает, птицы и звери знают. Завтра с утра будет дождь и холод. Нескоро нам снова ждать хорошей погоды.

Тамаш снова замолчал.

- Зачем ты принес мне подвеску, Тамаш? – продолжила допытываться Луминица, как будто сейчас это было самым важным. - Разве ты не мог бы передать мне ее потом? Ты ведь бываешь у кнеза.

Она повернулась к юноше, пытливо вглядываясь в его лицо.

- Нет, - решительно сказал Тамаш и встал на ноги. - Потом это будет невозможно.