– Да, в самом начале августа. С тех пор один из выживших виру́нов лежит в моём доме. Он был ранен при захвате деревни. Я приказал сразу же перевязать его и доставить сюда. Этот воин был очень хорош в бою, и я собираюсь сделать из него первоклассного гладиатора. Надеюсь, что этот дикарь принесёт мне, как минимум, двадцать тысяч денариев. Я в эти дни был так занят хозяйственными делами, что даже не зашёл посмотреть, как он. Моя жена сообщила мне, что варвар совсем не разговаривает. Я предполагаю, что он ничего не понимает и не говорит на латыни. Поговори с ним на его языке, узнай, что у него на уме, и после разговора скажи, стоит ли вообще с ним возиться. Кажется, его разместили в последней комнате с левой стороны перистиля перед выходом в сад. Заранее спасибо тебе за услугу.

– Всегда рад стараться, – с очаровательной улыбкой ответил Арминий, торопливо запивая ужин полным кубком вина.

Выйдя из триклиния, он оказался в перистиле и вспомнил, как часом ранее он пересекал этот зелёный двор с небольшим фонтаном в сопровождении соблазнительной Мии. Расчесав его волосы, она исчезла и не вернулась в столовую, а он забыл о ней, полностью отдавшись служебным делам в разговоре с начальником.

Прямоугольный внутренний двор со всех сторон был окружен стройными ионическими колоннами. Молодой кавалерист стал невольно всматриваться в вечернюю тень, сгустившуюся под крытой колоннадой, надеясь разглядеть там статную фигуру Мии. Но её нигде не было видно. Офицер сгоряча сплюнул и мысленно отругал себя: «До чего же ты докатился, князь херусков Арминий?! Жадно высматриваешь непокорную рабыню не первой свежести, бесплодно мечтая о её увядающих прелестях! Тьфу! Вот до чего довели тебя несколько недель воздержания и целомудренное ухаживание за неприступной дочерью князя Сегеста. Я должен был смиренно целовать кончики пальцев прекрасной Туснельды и при луне клясться ей в вечной верности. Не знаю, как я смог вынести эти мучения. Но завтрашней ночью я вкушу прелести её девственного тела, свежего, белого и тёплого, словно парное молоко. С каким наслаждением я буду упиваться ею! С Туснельдой мне нужно быть бережным и нежным, как ни с одной другой женщиной в моей жизни, ведь она станет моей женой и подарит мне наследника».

С этими мыслями Арминий открыл дверь и вошёл в небольшую комнату, стены которой были украшены росписью с яркими цветочными мотивами. Под высоким окном стоял изящный треножник, массивные бронзовые ножки которого представляли собой когтистые лапы хищного животного. В вогнутой крышке треножника помещалась терракотовая масляная лампа, искусно сделанная в форме полураскрытого цветка. Фитиль лампы был помещён в ярком пестике и ровно горел, освещая комнату тёплым красноватым светом.

Из самого тёмного угла комнаты на Арминия смотрел мраморный бюст Цезаря. Его орлиный нос отбрасывал на стену крючковатую тень. В комнате стояли два мягких кресла и ещё один столик, побольше треножника, который находился у резного изголовья узкого ложа. Серебряная чаша, стоявшая на столике, была настоящим произведением искусства. Среди рельефных гроздьев винограда на ней сверкали грани драгоценных камней.

Воздух в комнате был наполнен сладким ароматом цветов. Их свежие бутоны, как головки любопытных детей, выглядывали из огромной греческой вазы, стоявшей прямо на полу. Арминий с удивлением отметил про себя изысканную красоту обстановки этой комнаты. Он не ожидал, что низкого раба, будущего гладиатора, то есть животное, предназначенное для убоя, содержат в уюте и даже роскоши. На кровати лицом к стене лежал высокий худой мужчина с довольно длинными золотисто-пепельными волосами, связанными на затылке. Подойдя ближе, Арминий смог внимательно разглядеть его бледный профиль, в котором было что-то очень знакомое. Через мгновение он изумлённо воскликнул на общегерманском наречии: