– Хотя бы пожелай мне удачно слетать.

– У-у-удачно с-с-слетать, – еле выговорил он, ощущая себя дефективным от рождения.

– Я поняла. Ты не один, неудобно говорить. Пока, хочу тебя.

Монтальбано повесил трубку и схватился руками за голову. Не будь рядом Катареллы, он бы расплакался от стыда.

С письменного стола корреспонденцию перевалили без разбора на диванчик, чтобы освободить место для осколков и газетных листов, разложенных в два мешка: джутовый – для осколков, прозрачный пластиковый – для листов.

Монтальбано запер дверь кабинета на ключ, запретил Катарелле отвлекать его звонками, что бы ни случилось, и сел посовещаться с Ауджелло и Фацио.

А поскольку ни один из них не открывал рта, комиссар решил их подбодрить.

– Говорите вы, – сказал он.

Он поздно обедал, из-за голода не сумел вовремя остановиться, а потом пришлось сократить прогулку по молу – некогда было, так что теперь он чувствовал себя немного несобранным, несмотря на три выпитых порции кофе. Не то чтобы тяжесть в голове, скорее наоборот, просто говорить не хотелось.

– Я, – начал Ауджелло, – думаю, что они еще воспользуются лачугой. Предлагаю выставить охрану, не на круглые сутки, но пусть кто-нибудь из наших заглядывает туда почаще, особенно ночью.

– А я уверен, что они больше не будут пользоваться этой лачугой, – сказал Фацио.

– Почему же?

– Прежде всего потому, что такие импровизированные арсеналы используют разово, а потом бросают, а кроме того, потому, что Интелизано спросил у тех двух тунисцев, которые работают у него в поле, не знают ли они чего про дверь. В общем, тунисцев тем самым поставили в известность, что Интелизано обнаружил склад.

– И что? Кто тебе сказал, что тунисцы в деле? Птичка напела? – спросил Ауджелло.

– Никто не говорил. Но это возможно.

– И с каких это пор ты записался в расисты? – подначивал Ауджелло.

Фацио не повелся.

– Дорогой коллега, вы отлично знаете, что я не расист. Но я спрашиваю себя: откуда эти контрабандисты или террористы, ведь речь почти наверняка идет о них, так вот, откуда этим чужакам было знать о существовании развалюхи в богом забытой сельской местности, если никто им не указал?

– Как ни прискорбно признавать, – сказал Ауджелло, – но, возможно, ты прав. В Тунисе сейчас заварушка, им крайне нужно оружие. Так что, по-твоему, надо брать и трясти тунисцев?

– Единственное логичное решение.

– Минутку, – вмешался Монтальбано, наконец-то он решил открыть рот. – Вы простите, но я пришел к выводу, что это расследование, несомненно крупное и важное, не может продолжаться нашими силами.

– Почему? – хором спросили уязвленные Фацио и Ауджелло.

– Потому что у нас нет для этого средств. Верно как смерть, что на газетных листах есть отпечатки пальцев. Верно как налоги, что кто-то сумеет понять по осколкам, о каком оружии идет речь и где оно произведено. А у нас таких спецов нет. Ясно? Так что это дело нам не по зубам. Смиритесь, его надо передать в отдел по борьбе с терроризмом.

Наступило молчание. Потом Ауджелло сказал:

– Ты прав.

– Отлично, – ответил Монтальбано. – Итак, раз мы договорились, ты, Мими, собери все: и осколки, и газеты – и поезжай в Монтелузу. Попросишь о встрече с начальником управления, все ему расскажешь, потом, получив его благословение, пойдешь в отдел по борьбе с терроризмом. Доложишь, передашь вещдоки, вежливо попрощаешься и вернешься сюда.

Лицо Мими выражало сомнение.

– Может, лучше отправить Фацио? Он был, когда нашли газеты и обломки.

– Нет, мне нужно, чтобы Фацио немедленно занялся одним делом.

– Каким? – спросил Фацио.

– Съезди еще раз к Интелизано. Постарайся как можно больше разузнать о тех тунисцах. Никто не запрещает нам вести параллельное расследование. Но смотрите: в управлении пока не должны знать, что мы тоже копаем.