На этом месте я, как ни странно, нервно рассмеялась. Они там, на каналах, совсем с ума посходили, или теперь в новостные службы берут только неучей? Мужчина походил на солдата примерно так же, как скальпель нейрохирурга на винтовку гаусса. Я могла поклясться, что передо мной был стопроцентный сэмэ, и для этого мне не нужен был образец его генетического кода. Физическое совершенство присуще только полноценным людям, солдаты же, зачастую, имеют гротескно-устрашающую внешность. Правда, я очень редко видела живых солдат, в основном – либо в учебных материалах, либо в лабораториях в виде трупов, но…

Это однозначно был сэмэ, пусть и сумасшедший, но сэмэ. Солдаты полулюди, их коэффициент интеллекта достаточен лишь для того, чтобы убивать. Правда, солдаты действительно могут пойти на изнасилование, так как, в процессе «чистки» их генома половая функция не убирается, а, наоборот, активизируется, поскольку тестостерон и эстроген влияют на агрессивность, и даже более того – без мужского полового гормона вообще невозможно добиться агрессивности у особи. О том, что творится в казармах, ходят страшные истории. Но беглый солдат так далеко в глубине страны – это просто нонсенс! И потом, я же пренатальный терапевт, что я, солдата от сэмэ не отличу?

Но, как говорил Почтенный Магистр Грегори, полулегендарный родитель-основатель, негласно считающийся покровителем медицины, все лгут, а на каналах и подавно. Диктор предостерегал, что насильник не удовлетворил желания и может быть опасен, но я слушала его в пол-уха. Вместо этого я, не отключая новостной канал, заказала себе перекусить из единственного сносного в округе фаста, а затем один билет на сегодняшний экстази-дансинг.

Собственно, это и есть моя тайна, и Дженни с Лиз, наверняка, ужаснулись, или, по крайней мере, сильно удивились бы, узнай они, что насквозь правильная заучка Стася посещает такие места. Конечно, это развлечение не сильно высокого пошиба, и это еще очень мягко сказано. Такие тачи, как я, не ходят на подобные мероприятия.

Экстази-дансинг – это клуб, где в полутьме тусуются закинувшиеся легализой хулиганистые сэмэ, слащаво-жеманные укэ и наиболее непутевые тачи и неко. Но полутьма и полуэкстаз партнера как раз именно то, что мне было нужно для моих целей.

Еще одно преимущество тачи состоит в ее относительно вольном стиле одежды. Сэмэ, неко и даже укэ имеют свой негласный дресс-код, а вот тачи может одеваться почти как угодно, ну, разве что, под неко косить у нас не принято, и то не всегда. Фигура тачи мало чем отличается от фигуры укэ, разве что небольшая грудь и большее изящество черт лица может выдать нас. Но это поправимо: грудь затягиваем широким эластичным бинтом, в узкие джинсы суем скрученный в узел платок, чтобы получилась небольшая выпуклость, и, voila, тачи превращается в укэ.

Я знаю, что это может показаться аморальным, омерзительным, просто ужасным. Но это как наркотик, и даже сильнее, чем наркотик, хотя я сознательно отказалась от употребления легализы, и максимально, что позволяю себе – это экстра-тоник. Мне это не нужно, мои развлечения сильнее, чем кайф от легализы. Сильнее, чем секс, по крайней мере, я от этого получаю куда большее удовольствие, может быть, не столь физиологическое, но от того не менее сильное. От простого прикосновения анонимного партнера, лица которого я на завтра не смогу вспомнить, земля, буквально, уходит из-под ног…

Это игра, запретная, неприличная игра, но она никогда не перерастет во что-то большее, по крайней мере, у меня, твердила я себе, хотя слыхала, что такое случается. О клубах ходили пугающие слухи, а меня все равно тянуло туда, как бабочку к пламени свечи. К анонимности, к запретным касаниям, к игре, которая никогда не будет иметь продолжения, но и не прекратится никогда. Я просто не смогу от этого отказаться.