«Что, блядь, поплыл, гордый, одинокий байкер? — усмехаюсь сам над собой. — Быстро же она к тебе в башку залезла. В сердце главное не пускай. Там темно и страшно. Ей не понравится».

11. Глава 11

Домовенок

Выхожу, чтобы развесить белье, и спотыкаюсь о какую-то железяку, лежащую на куске картона прямо у входа. Тазик падает, хорошо хоть не переворачивается. Прыгаю на одной ноге, растирая большой палец.

— Осторожнее, Кузёнок, — раздается за моей спиной. Марат ловко подхватывает на руки и сажает прямо на стол. Осматривает мою ступню, невесомо поглаживая ее большой теплой ладонью. — Ты тут сейчас аккуратно ходи, — проговаривает он, — видишь же, завал.

Вижу. Они все время твердят про важную гонку сезона. Оба гаража завалены новенькими запчастями, чужими мотоциклами, расположившимися как внутри, так и на территории. К нам постоянно кто-то приезжает: парни, девушки, парни с девушками. Ни одна больше не остается на ночь. Парни уезжают сами. Хоть так. Мне должно быть все равно на их бурную интимную жизнь, но так легче. Никто косо не смотрит и не пытается унизить.

Лекс практически перестал со мной разговаривать. Наше общение сводится к коротким просьбам, его недовольному рычанию по мелочам. Остальное время он либо работает, либо читает, либо не ночует дома.

Сейчас вот, когда у него прошла нога, во дворе появилась боксерская груша. Парни повесили, точнее вернули, как пояснил Марат пару дней назад. Убирали на время духоты, чтобы просто так на солнце не висела. Сейчас на улице дышится легче, и они ежедневно минут по сорок по очереди красуются голыми, красиво прокаченными торсами, прыгая вокруг спортивного снаряда.

Еще у нас есть штанга и гантели. Фитнес не выходя из дома.

— Мар! — рявкает на друга вышедший покурить Лекс.

Марат, усмехнувшись, тут же убирает руки. Помогает мне слезть со стола и поднимает тазик с бельем. Сам относит его к веревкам, которых здесь тоже стало больше. Стирка практически ежедневная. Я еще никогда так не мечтала о стиральной машинке, как сейчас. Рабочая форма крайне тяжело отстирывается от масла и бензина. Свою одежду после ночных загулов Лекс стирает сам. Я как-то попыталась прихватить, он так рявкнул, что все желание тут же отпало. И проблемы купить даже подержанную стиральную машинку нет, есть проблема в ее подключении. Но они думают, что уже приятно. А пока я с покрасневшими от трения и стирального порошка ладошками развешиваю два серых комбинезона на веревках.

Парни тихо спорят. Лекс бесится, когда Марат прикасается ко мне. Я бы подумала, что он ревнует. Но с чего бы? Кроме его внимательных взглядов, обжигающих кожу, никаких признаков интереса ко мне замечено не было.

Это стало задевать все сильнее, потому что… не важно! Не хочу думать об этом. И, закончив с бельем, возвращаюсь в гараж, замирая прямо на входе.

— А-а-а… — красноречиво выдаю, глядя на свой, ставший родным, разобранный на составные части диван.

В груди сразу неприятно шевелится. Где я буду спать теперь? На коврике у входа, как настоящий домашний питомец? Миску с едой поставит и команды отдавать начнет? Или все? Меня решили выселить?

Внезапный приступ паники лишает возможности дышать. Я не хочу на улицу! Только не на улицу! В голове сразу прокручиваю все, что было за последнее время. Нигде я не провинилась. Не отсвечивала, не грубила.

Вздрагиваю. Меня хватают за талию, приподнимают над полом и молча отставляют в сторону как предмет мебели.

Лекс проходит мимо, Марат за ним, подмигнув мне.

— Думаешь, пройдет? — с сомнением смотрит наверх.

— Должен, — кивает Лекс.

Они хватают основание дивана и, примеряясь к лестнице, аккуратно несут его на второй этаж. Я так и стою с тазиком в руках, боясь пошевелиться, и жду вердикт о судьбе дивана и меня заодно.