Левар. Зелёный сон Александра Таран

«Наступил новый день. Новый. Нет, нельзя называть день «новым», если в нём ничего нового не происходит…» – думал Левар, примостившись на скамье у круглого окошка. Уши дуплика мелко дрожали, волосы торчали во все стороны, а на щеках горел здоровый румянец. Он положил голову на руки и вздохнул. Свежий осенний ветер уже успел разбудить его и теперь принялся за его маленькую комнатку. Ерошил занавески, мёл из-под кровати пыль, наполняя воздух шумным лесным дыханием да птичьими голосами. Солнце так и не показалось из серой пелены, поэтому Левар быстро замёрз и стал ёжиться. Он захлопнул ставни. Лес затих. Комната вновь погрузилась в полумрак. Её хозяин поплотней укутался в одеяло и прислушался.

– Что-то они сегодня рано повставали. Уже в гостиной гремят, – зевнул он, обращаясь к висящей на стене зрительной трубе по имени Зорька. – Ты как хочешь, а я пойду проверю. Может, стряслось чего.

Он спрыгнул со скамьи на пол, сбросил с плеч одеяло, и выглянул в тёмный коридор дупла. Со стороны невидимой гостиной и правда звучали голоса его родных. Хотя обычно это он будил всех, топчась на кухне в поисках еды. «Как странно, – Левар застегнул рубашку и просочился за дверь, – я слышу отца и даже деда, хотя они всегда поднимаются к завтраку позже. О чём они там спорят?»

Он поплёлся по узкому коридору, потирая на ходу глаза, но через десяток шагов запнулся о что-то мягкое и повалился плашмя. Заморгал, привыкая к полутьме, и с удивлением обнаружил под собой мешки с вещами. «Это ещё что…» – он поднялся и уставился на них во все глаза: не просто парочка мешков, а целая гора. Тюки и свертки громоздились друг на друге, загораживая и без того тусклый свет, а вместе с ним и вход в гостиную.

«Что здесь происходит? Для кого все эти вещи?» – подивился про себя Левар. Спину лизнуло неприятное предчувствие. Из-за чёрной горы донеслись причитания матери:

– Ветер крепчает. Если им себя не жалко – пусть летят, рискуют, но вас зачем втягивать? У вас семья есть, надо думать о детях…

Левар с трудом протискивался в оставленный у стены просвет. Послышался голос отца. Тот явно начинал раздражаться:

– А я что делаю? Пойми, нельзя отказываться. Кладовка почти пустая, – увещевал он. – Вам хватит, пока нас не будет, но ещё пару ртов не потянем. Объявили, что зима наступит раньше и будет злее прошлой. Насчёт ветра не волнуйся. Это ерунда, если будет совсем нелётная погода, отсидимся в Белой Коре. Там сейчас устроены покои для гостей, и нас ждут. Ну всё, хватит вещей.

Левару удалось наконец выбраться, он огляделся: в гостиной уже собрались все обитатели Осинового Гнезда, не хватало только его старшей сестры. Мама пыталась завязать очередной мешок. Дрожащие руки её не слушались. Отец и дед уже закончили завтракать, но продолжали сидеть за круглым столом, склонившись над картой и переговариваясь вполголоса. Одеты они были по-дорожному: в удлинённые кафтаны на подкладке и зимние плащи.

Левар понял, что наступил день их отлёта на Большие Посадки, о котором взрослые шептались уже неделю. Он подошел к сидящей на высоком свёртке матери и предложил помощь. Она с благодарностью вручила ему незавязанный мешок и направилась к столу, заметно волнуясь:

– Торвик, может, хоть Вы останетесь? – Она плюхнулась на свободный стул и вопросительно уставилась на деда. – Пожалейте себя. Пусть молодые разбираются… Деян, скажи…

Но сидящие за столом только отмахнулись.

Из-за узенькой дверцы кладовки выглянула бабушка:

– Ничего, дорогая, дед у нас крепкий. Не волнуйся, – она на секунду скрылась в кладовой, заметив Левара, и снова протиснулась в гостиную с большой миской его любимых орехов в меду. Миска грохнула об стол, и остальные посудины недовольно вздрогнули.

– Леварчик, садись завтракать, мой хороший. Сегодня особенный день! – добавила она, назидательно подняв палец. – Провожаем мужчин на Посадки.

Мама возмущённо оглядела пышно накрытый стол, на котором и без орехов не оставалось свободного места, и недовольно нахмурилась. Она уже не пыталась возражать, поняв, что у неё нет сторонников в этом споре, только посетовала себе под нос что-то насчет экономии припасов.

Бабушка пропустила её слова мимо ушей и снова направилась в кладовку, мурлыча какой-то старинный гимн:

Когда голос бабушки затих за дверью, в гостиную ввалилась Валейка. Как и Левар, она с трудом преодолела преграду из мешков и, поправляя юбку, с нетерпением оглядела сидящих за столом:

– Что тут происходит?

Левар поёрзал на стуле. Ему и самому хотелось бы узнать всё поподробнее, но как-то неудобно было встревать, пока взрослые спорили. Валейка тем временем заняла своё место справа от Левара и ждала ответа, переводя взгляд с озадаченной мамы на отца и деда, которые продолжали тихо беседовать. Ей ответила бабушка, вновь появившаяся в гостиной, но уже с пустыми руками и без передника:

– Особенное утро, моя дорогая! – она села рядом с дедом и ласково погладила его по спине, – Провожаем наших героев на Посадки.

При этих словах отец фыркнул:

– Мам, не называй нас так. Мы просто исполняем свой долг. Вот если в целости вернемся… – он запнулся и, бросив быстрый взгляд на жену, снова уткнулся в карту.

– Конечно вернётесь, а как же, – ворковала бабушка, будто не замечая повисшего в воздухе напряжения.

Левар с Валеей переглянулись. Взрослые редко при них говорили о Посадках, если и упоминали, то как что-то давно прошедшее.

«Почему же они снова объявлены?» – хотел спросить Левар.

Сестра, видно, думала о том же:

– Получается, Совет Пяти снова решил созвать дупликов на Посадки? Спустя столько лет? – уточнила она.

– Не так уж много и прошло, если подумать… – проворчал дед.

– Понимаете, – отец убрал светлую прядь со лба и серьезно поглядел на детей, – после того случая с лесорубами мы просто обязаны что-то предпринять.

Левар и Валея терпеливо ждали продолжения. Отец всегда держался с ними как с равными, за что они были ему крайне признательны. Он сделал паузу, подбирая слова:

– Совет решил возобновить эту традицию, полагая, что иного пути у нас нет. Да и идея не так уж и устарела, если подумать…

Левар завороженно глядел на отца: в нём чувствовалась уверенность, которой так не хватало ему самому. Даже теперь, сидя за столом, тот держал спину прямо и от этого казался ещё выше. Волосы его свободно струились по плечам, ещё не убранные в лётную косу. «И почему мне достались дедовы колючки, – Левар покосился на деда Торвика, на его зеленоватую шевелюру, тщетно приглаженную смолой, и подавил тихий вздох.

А отец продолжал:

– Мы будем работать в группе на Северной стороне. Мы и остальные добровольцы, подходящие по возрасту и прошедшие отбор. Весть пришла три дня назад, но из-за ветра велено было выждать до более подходящей погоды. Как видите, – он повел рукой в сторону круглого окошка, – надеяться, что станет лучше, не стоит, поэтому мы с дедом решили вылетать сегодня. Глядишь, успеем добраться к месту ночлега до дождя. Для Посадок дождь это даже хорошо, саженцы лучше укореняются, а вот с ветром придётся повоевать, – он с горечью усмехнулся и оглядел серьёзные лица собравшихся. Повисло молчание.

– Ну, галчата, выше носы! – натянуто подбодрил внуков дед и встал из-за стола.

Мама тоже поднялась. Растерянная и грустная. Левар видел, как она не хочет, чтобы семья разделялась. Насколько он понял, Посадки займут почти три недели, чтобы уложиться до Полдесятного Слёта.

Бабушка выглядела решительной и даже весёлой. Её отец тоже участвовал в Посадках, которые тогда практиковали аж два раза в год – осенью и весной. В те времена считалось, что если объединиться всем народом и начать засаживать поля у леса молодыми деревцами, то спустя несколько десятков лет лес настолько разрастётся, что спрячет жилые дупла в чащах, подальше от чужих глаз. И тогда наступит мир и спокойствие. Левар плохо представлял, кому принадлежат эти «чужие глаза», но вот огромных ревущих по-медвежьи лесорубов частенько видел в кошмарах. Он поёжился: «Хорошо, что наш дом высоко от земли».

Долгие годы его семья превращала оставленное дятлами дупло в уютное жилище под названием Осиновое Гнездо, с многочисленными комнатами, закутками и просторной гостиной – сердцем дома. Здесь, за крепким столом собиралась вся семья, обсуждая последние новости. А в нише под лестницей пряталась маленькая кухня, рядом – дверь в кладовую, из которой частенько появлялась бабушка с угощением в руках.

Лестница тянулась дугой вверх по стене, пробираясь мимо крючков с верхней одеждой, и упиралась в массивную входную дверь. За неё Левару ещё не разрешалось выходить. Каждую трещинку этой круглой двери он изучил вдоль и поперёк. Однажды он даже защемил ею свой острый нос, пытаясь выскочить наружу вслед за взрослым.

Он с трудом оторвал от двери взгляд и, ощупав на всякий случай кончик носа, вновь вслушался в разговор. На этот раз говорил дед. Он хмурился и деловито перебирал мешки:

– Вот это уже лишнее, возьмём только тёплую одежду и немного еды. А это что? Где веревки?

Отец подошел к нему, и они вместе начали перекладывать в отдельную кучу свёртки, которые возьмут с собой.