Правда, Ленин все же признавал, что для управления необходимы не только рабочие, но и специалисты. Тем не менее, решение и этой проблемы казалось ему достаточно легким: «Не надо смешивать вопрос о контроле и учете с вопросом о научно образованном персонале инженеров, агрономов и пр.: эти господа работают сегодня, подчиняясь капиталистам, будут работать еще лучше завтра, подчиняясь вооруженным рабочим»[56].
Для рассуждений Ленина характерно странное смешение желаемого и реального. Так, он сам писал, что предпосылкой для рабочего контроля является «поголовная грамотность», которой в России, конечно, еще не было. Далее, удобным аппаратом контроля, по его мнению, были банки. Он был убежден, что «без крупных банков социализм был бы неосуществим». Поэтому «единый крупнейший из крупнейших государственный банк, с отделениями в каждой волости, при каждой фабрике – это уже девять десятых социалистического аппарата. Это – общегосударственный учет производства и распределения продуктов»[57]. Ленин не понимал, что любой банк может нормально работать только в условиях рынка и что суть банковского дела состоит вовсе не в учете и контроле над производством. Конечно, даже объединение всех российских банков в единый государственный банк не позволило бы иметь отделения банка при каждой фабрике.
Ленин считал, что после взятия власти можно будет использовать хлебную монополию, уже введенную в России воюющим капиталистическим государством[58], а также трудовую повинность. Инструмент хлебных карточек должен был использоваться для контроля над распределением хлеба и участием населения в трудовом процессе. Действительно, хлебная монополия была введена Временным правительством, но она так и не стала эффективным средством регулирования производства и потребления хлеба ни в 1917 году, ни позднее.
Война привела к ускорению процесса сращивания государственных структур и монополий не только в Германии, но и в России. В сентябре 1917 года Ленин с полной уверенностью утверждал, что «государственно-монополистический капитализм есть полнейшая материальная подготовка социализма, есть преддверие его, есть та ступенька исторической лестницы, между которой (ступенькой) и ступенькой, называемой социализмом, никаких промежуточных ступеней нет»[59]. Оставалось лишь совершить революцию, а уже готовый для социализма производственный аппарат обеспечил бы, под контролем вооруженных рабочих, дальнейшее развитие производительных сил.
Имея такие поверхностные, несистемные и противоречивые теоретические представления об управлении экономикой после пролетарской революции, большевики захватили власть. Сформировавшаяся в течение нескольких месяцев после революции экономическая система получила название «военный коммунизм».
В одном из своих первых после Октябрьской революции выступлений Троцкий говорил: «Рабочий класс взял в свои руки власть. Теперь-то и будем учиться ее применять для организации хозяйства и порядка, – а их у нас нет пока»[60]. Попытку организации порядка трудно считать успешной: политика военного коммунизма, которую большевики проводили с середины 1918 года до начала 1921 года, привела, как признавал сам Ленин, к «весьма тяжелому экономическому поражению на экономическом фронте»[61]. Это поражение заключалось в резком падении производительных сил. «Разверстка в деревне, этот непосредственный коммунистический подход к задачам строительства в городе, мешала подъему производительных сил и оказалась основной причиной глубокого экономического и политического кризиса, на который мы наткнулись весной 1921 года», – говорил Ленин в октябре 1921 года