– И интересно тебе выслушивать бабские сплетни? – мимоходом спрашивала одна из соседок, проходя мимо него в свою комнату. И прихватив сигареты, тут же выходила обратно. – Когда тебе это уже окончательно надоест? Шел бы в комнату и смотрел телевизор. Как все. Книжку-то переверни! – усмехалась бесовка. Исчезая за углом.

Он усмехался ей вслед, заметив, что книга в руках лежит нормально. И вместо этого переворачивал восприятие.

Спокойно продолжая читать. Между строк, что именно не даёт соседкам покоя.

И теперь чувствовал себя в обществе нереид, как дома. На общей кухне. И даже иногда смешил их, давая свои наивные, по их мнению, советы. Которые он снова читал между строк. Их диалогов. Делая ему скидку лишь на то, что они расценивали это как способ поддержать беседу.

– Надо же хоть что-то говорить?

– Или напомнить о том, что он не просто так с нами тут сидит? – подмигивала Кухарка. И тут же наливала ему в стакан виски, найдя его очередное замечание как внеочередной отпуск от пересудов о делах, перемывания костей всем своим близким, и повод ещё раз всем вместе выпить.

– Ну, на здоровье!

– Чтобы купить те машины, на которых можно будет серьёзно навариться! – вставил Ганеша свои «пять копеек». В этот автомат, выдававший ему уже не стакан лимонада, как в детстве, а четверть стакана виски.

– Да, за это стоит выпить! – шумно соглашались они. Заставляя его чёкаться.

Понятно, что нереиды его терпели возле себя и не решались прогнать взашей только из-за того, что его пригласила туда хозяйка всей этой цветущей от их улыбок накрытой на стол «поляны», для которых Ганеша стал тут своего рода любимцем. Видя, что их подружка всё ещё надеется на продолжение банкета. Да и просто ради того, чтобы среди них околачивался хотя бы один представитель мужского пола, превращавший своим присутствием эти сугубо бабские посиделки в некое культурно-массовое мероприятие. «Для тех, кому за тридцать». Оставаться одним почему-то становится особенно противно. А других, более молодых бесовок, среди них не было. В силу экономических и других, не мене остро повернувшихся к ним задом причин. Как та «избушка на курьих ножках»7, о печальном происхождении которой рассказала Ганеше та, которую он, для себя, прозвал Кухаркой. Ещё на открытой (к ней своими ушами) палубе. Желая не менее сказочно повернуться «к лесу передом, к нему – задом».

А затем – и все остальные. Поведав о своих не менее кривых избушках, которые всё ещё держались на плаву в этом болоте жизни благодаря их всё ещё стройным ножкам!

Да и не могли ещё молодые и неопытные наяды быть столь же ответственными, чтобы отправится в самостоятельное плавание по волнам свободного бизнеса. Тем более – в реальное плавание. За границу. Не тянули они это ни умственно, ни эмоционально. Не умея ещё столь часто сталкиваться с цинизмом и хамством окружающих и выходить из этих битв и склок неизменно победительницами. Даже если для этого необходимо было буквально переорать своего оппонента. Как те участницы реалити-шоу, что окружали сейчас Ганешау. Всё тесней и тесней. Постепенно вынуждая его общаться на всё более сокровенные для него темы. Откровенно отбрасывая то, что этими нимфами давно уже не воспринималось как табу. И даже – грязные намёки.

– Что естественно, то не безобразно! – усмехались они. Над его реакцией.

Заставляя Ганешу слегка смущаться. Но не подавать и вида. Что он другой. Раз уж он «каким-то чудом» оказался в их компании. Своим.

Чудо, при этом, умудрялось не менее чудесным образом не терять надежды. В свою Сказку. И подсаживалось к нему всё ближе. Под тем или иным предлогом погадать на руке…