– Ну, а если положительно изменить её тело? – неуёмничал Ганеша. – Ведь она всё ещё любит меня. А значит – и захочет быть меня достойной! И мои высокие духовные качества будут работать как катализатор необходимого нам процесса.

– И потом она станет проституткой! – с усмешкой бух!нул Банан. С удивлением обнаружив, что, как и в мультфильме про Винни-Пуха, чеховское ружье (этого «Пятачка») стреляет пробкой. Но – из под шампанского! Если читателя как следует «потрясти». Чтобы он выплёскивался во все стороны и опьянял собой окружающих. Как Ганимед, этот виночерпий Зевса.

– Или пустится в какие-либо другие махинации с сексуальной оплёткой, – подтвердил Аполлон. Перезарядив. – То есть будет использовать своё возрожденское тело для своих грязных манипуляций, пытаясь не работать. Нет уж! Лучше уж ей оставаться в «чёрном теле». Оно защитит её и от самой себя и от неприятностей.

– Ну, почему ты такой писси-мистик? – изумился Ганеша.

– Зато я объективен. В отличии от некоторых, – и он оглянулся по сторонам: на оптимиста- Ганешу и пессимиста-Банана.

Беседа явно отдавала ветхозаветной притчей об Иове с обратным знаком.

«Дело пахнет керосином», – подумал Банан и заёрзал в заметках:

– Это долгая возня.

– Дорогу осилит идущий! – улыбнулся Ганеша.

– Но она не в моём вкусе, – брезгливо заметил Банан. – Я – эллин. Остроухий в своей чуткости к прекрасному и безобразному. А она? Орк, попавший под влияние орк-майера.

– Так верни её к жизни.

– Из дерьма – в конфетку? Не могу.

– Так учись, сынок!

– Брать у неё уроки убожества? – веско плюхнул Банан усмешку на свою тарелку весов диалога.

– Ладно, – прыгнул Аполлон на свою тарелку весов диалога всей своей божественной массой, которому стало интересно поиграть с ней в Прогрессора, – не беспокойся о чём говорить тебе и что делать. Все что будет нужно, я сделаю за тебя. Просто, старайся всё время быть с ней рядом. Несмотря на то, что она, возможно, будет тебя обижать. Ибо природа её груба, прямолинейна и эгоцентрична. Одно твоё присутствие уже может очень многое. Ибо ты, сам по себе, личность необычайного плана! Всё что от тебя потребуется это перестать всё время умничать и дурачится, как ты это любишь. И начать играть самого себя: птицу высокого полёта с перебитыми крыльями.

– Образно говоря, развести эдакий эстетический курятник, – с усмешкой над Ганешей заключил Банан.

– «Папа решает, а Вася – сдаёт».

– А Каллисто – дает?

– Так что, тебе нравится?

– Пожалуй.

– Вот и по рукам. А теперь – вперед! Труба зовёт!

Ведь шоу должно продолжаться! – настаивали его поклонники и враги по всей галактике. И делали на него ставки: женит ли его на себе Каллисто? Оставив на этой планете навсегда.

И вместо того чтобы сделать правильные выводы из своего поведения и горько-горько раскаяться в том, что не смог подлинно сыграть образ «идеального мужа», ну или хотя бы – возлюбленного, и навсегда отказаться от этой нелепой к нему затеи из-за своей к ней полнейшей профнепригодности и, как в былые века, полностью посвятить себя искусству (Петрарка), науке (Ломоносов) или чему бы то ни было ещё (Леонардо), а то и – чему-то большему, занявшись теософией (Монте-Кристо), Банан, одержимый жаждой активного действия, снова кинулся в объятия демона искушения. Наивно надеясь этим сделать её счастливой.

«Феномен несчастного сознания», механизм работы которого столь подробно описали ему в брошюре «Гегель и младогегельянцы», пока он сновал во Владивудсток и обратно, перечитывая её снова и снова как только уставал от преферанса, тем и хорош, что петлю несчастного сознания нельзя развязать снаружи. Активными действиями. Так ты можешь только ещё туже затянуть её. Развязать его можно только изнутри – самому несчастному. Пересмотром своего поведения и разочарования в нём, раскритиковав свои предыдущие взаимо- действия. Чтобы не только до твоего рассудка, но и до твоего рептильного ума наконец-то дошло, что так больше поступать нельзя. А как – надо. Ведь мы совершаем поступки телом, а не рассудком, а у него своё сознание – рептильный ум (Банан). Пусть и более примитивное, но гораздо более действенное. С его «философией кидалы». Которое может соглашаться с рассудком (Ганешей), а может и пренебрегать его дружескими советами, действуя как его балдёжной душе угодно.