– Если это ты, Фред, – сказал Роджер в щель. – прокляну и вызову кого надо. Черта лысого тебе в ступе, а не жрачку!

Никто не ответил. Роджер отпер дверь, и прямо ему в объятия свалился бегемот, сотрясающийся в рыданиях и измазанный вдоль и поперек сине-зелеными полосками.

– Не могу-у-у больше! – ревел Жако. – Сбегу, зарежусь, жить нельзя…

– Как чужие пироги трескать – это мы могем, – ехидно сказал обличитель Тейлор.

– Это не я! – поклялся бегемот. – Это все Фредди, он меня заставлял…

– …Но самое ужасное, – рассказывал позднее Жако, выпив полбутылки валерьянки и относительно успокоившись, – случилось вчера вечером. Фредди сидел на кухне, и я слышал… О! Что я слышал! Он точил там нож и напевал: «От каждой котлетки из гиппопотамчика поправлюсь я сразу на три килограммчика!». Гу-гу-у!…

Сглотнув, гиппопотам замолчал и вытаращенными глазами посмотрел на Роджера. Тот думал, вцепившись в свою кудлатую шевелюру. Наконец, выдохнув и тяпнув из горла валерьяночки, он заявил:

– Что вам сказать, уважаемый? Не знаю. Но засаду на него устроить придется.

Тут же он позвонил Стингу и кое о чем с ним договорился.

Фредди же, решив, что его складной нож фирмы «Пеликан» для благого дела недостаточно велик, отправился к Коллинзу за его вьетнамским тесаком. Однако, едва он вышел из дома, на него налетели и вдосталь потоптали двадцать три гиппопотама. Фредди пытался бежать, но грубые животные настигли его и сплясали на нем польку-галопку. Потом Роджер с вышедшим из-за угла Жако подняли с земли лепешку и сунули ее в почтовый ящик дома Фредди. Отблагодарив Стинга и его помощников мешком первоклассной брюквы, друзья отправились к Дэвиду Боуи. Тот открыл дверь не сразу. Изучая в глазок странную парочку, он, вероятно, решил, что особого урона ему не нанесут, и дверь наконец открыл. Окинув угрожающим, удручающим и многообещающим взглядом, Боуи сурово сказал:

– Ты пришел меня ограбить?

– Я привел тебе друга! – укоризненно отозвался Роджер.

– Угу, – и Боуи уставился на бегемота. – Это мой друг? А почему я о нем ничего не знаю?

– Это твой незнакомый друг, – нашелся Роджер.

– Ага, – и Боуи принялся разглядывать Жако в лорнет.

Тот смутился и напустил лужу.

– Ого, – и Боуи, посторонившись, пропустил бегемота в квартиру. – Но жить будешь на конюшне.

– У тебя есть конюшня? – осовел Роджер.

– Нет, – отрезал Боуи. – И что? Это так важно? Сделаем, если надо. Ты и сделаешь.

– Я?

– Ну не я же. Кто мне зверюшку привел?

И пришлось Роджеру, кряхтя и отдуваясь, строить конюшню для Жако.

– Еще немного, – бормотал Роджер, таща очередное бревно, – и я соглашусь с Фредди насчет котлеток. Ох…

– Сме-ена! – заорал Боуи, ударил в барабан и освободил Роджера, сам же, впрягшись в бревно, потащил его дальше.

Вот так, на пару, загончик был сделан. Теперь Боуи зажил весело и счастливо со своим пернатым другом. Он учил друга всему, что знал сам – а знал он немало: читать лекции, драться дубиной, вытирать ноги о таблички над дверьми, и многому-многому другому.

Бегемот скончался, как вы уже знаете, спустя десять лет на руках у безутешного Дэвида. Боуи воздвиг Жако огромный мраморный саркофаг на пустынном острове и каждый год специально приезжал туда, чтобы положить на него красную розу и поплакать в тиши. Фредди, на правах первохозяина, тоже набивался в тур по святым местам, но Боуи показывал ему кукиш и ехал сам. Тогда Фредди выкрал у него карту острова и двинулся в путь. И на том острове было ему видение: душа бегемота слетела с облаков, мрачно посмотрела на растроганно плачущего Фредди и аккуратно уселась на него. Посидев немного, она вспорхнула и удалилась в бегемотий рай. А то, что осталось от Фредди, пыхтя, собралось в некое подобие Фредди и уползло. Вот и все.