Трегубов, отведавший душистого чая с вареньем, уютно устроился на теплой печи. Руки действительно перестали чесаться. «Господи, вот оно счастье то», – успел подумать Иван, перед тем как провалиться в сон.

Она была в холщовой белой рубахе до колен и босая. Рубаха разорвана на груди. Под ногами была грязь, в которой утопали её стопы. Ветра не было, но ветви деревьев вокруг покачивались и переплетались. Ночной лес был залит лунным светом. Лица у неё не было. Просто белое пятно на том месте, где оно должно быть. Однако, он почему-то понимал, что от фигуры веет отчаянием. Она сделала шаг вперед и протянула к нему руки. Сколько ей лет? Женщина или только девочка? Понять было сложно. Ветви деревьев склонились и обхватили её испачканные в грязи ноги, не давая пройти дальше.

– Ты меня спасешь? – печально спросила она.

Он не мог ни пошевелиться, ни дать ответа. Она тянула руки, словно в мольбе, а он был парализован. Внезапно на её лице стали проступать черты. Сейчас станет понятно кто она. Вот! Появилась борода?! На голове женщины проступило лицо идола. Глаза деревянного истукана ожили, рот открылся, и по лесу прокатился торжествующий хохот.

Иван проснулся и резко сел. Он был весь в холодном поту.

Неделей ранее Иван Трегубов прогуливался в сквере у последнего оставшегося пруда Патриаршей Слободы. Американские приключения уже стирались из головы, которая была заполнена более актуальными проблемами. Во-первых, его младшая сестра с мужем и ребенком переезжали в Петербург. Вокруг этого события появлялись то реальные, то надуманные воображением сестры проблемы. Во-вторых, пока Иван отсутствовал, разрешилось только совсем небольшое количество дел, которые он вёл как судебный следователь. Нужно было заново во всё вникать. Иван вздохнул и прислонился к дереву, в задумчивости грызя очищенные орешки из купленного ранее бумажного кулька. Из созерцания мелкой ряби на поверхности пруда его вывело вежливое покашливание за спиной. «Только не это», – обреченно подумал Трегубов и обернулся. Но это был именно он, жандармский ротмистр Смирнов.

– Здравствуйте, Иван Иванович! Как самочувствие? А это, что там у Вас, орешки?

– Здравствуйте, угощайтесь, пожалуйста, – Трегубов протянул кулёк офицеру в синем мундире.

Смирнов было потянулся, но потом резко отдернул руку и сказал:

– Спасибо, люблю, но нельзя. Чешусь потом, знаете ли.

– Вы, конечно, здесь не случайно? – сказал Трегубов.

– Вы чрезвычайно проницательны, – в голосе ротмистра послышались нотки иронии.

– Так чего же Вы хотите? – поморщился от этого тона Иван.

– Пойдёмте, присядем вон там и поговорим. Люблю это время года в Москве.

Они прошли вперёд и присели на скамейку. Трегубов повернулся к жандарму, как бы говоря ему этим, что он весь во внимании.

– Я хотел Вас поблагодарить от имени Николая Ивановича. Генерал очень расположен к Вам из-за Вашей принципиальной позиции.

– Послушайте, Вы же пришли не за этим, давайте по сути!

– Ну что Вы, – изобразил обиду Смирнов, – я же со всей искренностью. Николай Иванович считает Вас человеком больших достоинств.

– Который искал разгадку, которая была под носом.

– Главное, что Вы её нашли, – тон ротмистра стал назидательным, – и поступили достойно. Кстати, не хотели бы Вы перейти к нам?

– Что? В жандармское управление? – растерялся Трегубов.

– Да, а что Вас удивляет?

– Я же не офицер, – возразил Иван.

– Это не обязательно, – ротмистр перестал любоваться прудом и повернулся вполоборота к Трегубову. Его взгляд стал доверительным и ласковым.

– Вы что же меня вербуете?

– Да, – бесстыже заявил жандарм. – Не вижу в этом ничего предосудительного.