***

– Воооот, – подытожил Пирожок, – и чего он так испугался, я до сих пор не понимаю. Разве я страшный?

Я долго подбирал слова. Пожалуй, такого испугался бы кто угодно. Но что, если дома у Пирожка так принято? Он наивно думал, что вкусы к еде у всех на свете одинаковые. Я старался не дать ему почувствовать себя виноватым:

– Понимаешь, Пирожок, этот человек просто никогда не видел таких, как ты.

– Каких, таких? Маленьких? – переваривал Пирожок.

– Других. Ты хороший, но другой. Все боятся непривычного.

– Но ты же не испугался, ты добр ко мне… А! Получается, ты тоже другой? Точно!

Проницательность Пирожка, удивительная для его возраста так надавила мне на сердце, что я начал горячо жаловаться ему:

– Да! Я думаю по-другому. И поэтому, со мной люди ведут себя так же, как и с тобой. Для них любой другой – значит ненормальный. Они не могут принять тех, кто не похож на них. Я из-за этого хотел даже перестать верить в Лесных людей.

– Митя, зачем? – почти обиделся Пирожок.

– Меня заставляли это сделать много раз…

РАДОСТЬ ПЕРЕМЕН.

Вот мы и приехали в Санкт-Петербург. Я смотрел на наш дом и пытался понять, зачем в нем столько окошек? Этот дом напоминал крутой берег реки, изрешеченный гнездами ласточек. И зачем нам с мамой, двоим такое большое жилище? Вопрос растворился сам собой. Мы вошли в одну дверь, затем во вторую, потом долго-долго шагали по лестнице наверх, пока, наконец, не открыли третью. И тогда я узнал, что такое “квартира”. Не весь этот дом, с сотней окошек принадлежит нам. Наша здесь только эта тесная коробочка всего лишь с двумя окошками. Город такой большой, места в нем так много, а люди живут в таких маленьких квартирках, где даже печки нет. За них еще нужно платить деньги. Вот это новость. Мама заметила, как я был недоволен. Она крепко обняла меня и сказала:

– Так надо, сыночек. Потерпи, ты ко всему привыкнешь.

– Ну надо, так надо. Пойдем спать, Мама.

Когда я проснулся, Мама бегала по квартире от плиты с шипящей сковородкой, до гладильной доски. На голове ее были бигуди, а на столе стояла ваза с букетом цветов. Мама увидела, что я проснулся, стала тормошить меня и целовать в щеки, а потом повела к умывальнику. Вода из него бежала сама. Не нужно было даже ходить для этого на колодец. Потом она посадила меня за стол, накормила оладушками и велела скорее надевать рубашку. Я не понимал зачем мне такой наряд:

– Мы ведь, как обычно пойдем сейчас с тобой на работу?

– Нет, Мить – посмеялась Мама, – на работу я пойду одна. А у тебя есть дело поважнее. Сегодня первое сентября, ты забыл?

Забыл. Нарочно. Я надеялся, что этот день не придет никогда. Сейчас мы пойдем на линейку. Мне придется знакомиться со школой и своими одноклассниками. Только бы эти существа оказались не такими страшными, какими я их представляю.

Школа была рядом с домом. Мы дошли до нее за пять минут. А там… Там не было ничего похожего на праздник. Толпа людей, что-то кричащих вразнобой, музыка, такая громкая, что хотелось закрыть уши. Еще этот букет цветов. Он такой тяжелый, что у меня от него отваливались руки. Вот так праздник. Я только и ждал, когда он закончится. И дождался. Наш учитель, Илья Валентинович, выстроил нас парами друг за другом и провел в класс.

Мы сели за свои парты, а учитель, вышел из кабинета. Он попросил нас сидеть тихо, но едва за ним закрылась дверь, как в классе поднялся страшный шум. Все стали бегать, кричать и беситься. Один мой новый одноклассник – высокий мальчик с постоянной наглой ухмылкой на лице подбежал к доске, отогнул ее дверцу и нарисовал на обратной стороне таракана. Вышло неплохо. Хороший такой таракан получился, но то, что этот художник сделал потом, вот это было очень гадко. Он написал слово “Учитель”, провел стрелочку к таракану и всех заставил оценить свою работу. В классе раздался дикий хохот. А я сидел неподвижно и молчал, глядя на это. Так, я, конечно привлек внимание к себе. Меня окружили. Все с недоумением рассматривали мою одежду, загорелые руки, волосы, о чем-то перешептывались и хихикали. Я тоже изучал их исподлобья и подметил, что у них были другие стрижки, одеты они были красивее, чем я, но все до одного были бледными, как поганки и без конца тыкали пальцами в свои телефоны. Для каждого, его телефон был, как болячка, которая заживала и просила, чтобы ее все время чесали.