Сильвия взглянула на него.

– Почему же ты ещё до сих пор стоишь ко мне спиной, если думаешь так?

Деметрий закачался; движением его рук кардиган соскользнул с сутулых плеч и упал на пол. Он старался выпрямить спину, но оставил эту попытку, словно выровняться ему мешал огромный груз, тянущий за локти вниз. Пока Сильвия шла к парню, она надеялась, что когда-нибудь Ванберг расскажет о причине возникновения этого груза и о его происхождении. Юноша закатал рукава рубашки и повернулся. Мгновение девушка рассматривала его предплечья, перевязанные, эластичным синим, бинтом.

– Что у тебя отпало с руки? – спросила Кларк. Деметрий не отвечал. Она разглядела его ладонь, а затем принялась снимать бинт. Поверхность кожи выглядела нездоровой, как и на всём теле, хотя его мышцы не нуждались в этом бинте, просто таким образом Дем скрывал свои синяки. Сильвия попыталась перехватить его взгляд. Выражение лица Ванберга говорило о том, что он удивлён и одновременно спокоен.

Она не стала больше задавать вопросов, хотя любопытство всё ещё мучило девушку. Они старались казаться недвижимыми статуями, пытаясь перенять всё их великолепие вечности. Пока тишину комнаты предательски не прорезал звук вибрации мобильного телефона. Кларк вытащила устройство из кармана джинсов, на экране высвечивались слова – сообщение от психотерапевта Гриффин, и прочитала смс: "Сильвия, твоё время сегодняшнего посещения – 18:00. Прошу прийти во время. P.S. Извиняюсь за столь поздний сеанс, в раннее время буду слишком занята".

Деметрий вытянул шею и наклонил голову к телефону:

– Почему так поздно? – поинтересовался он спокойным тоном, а затем голосом, полным слёз, продолжил, – У тебя есть выбор. Всегда был.

– Разве? – усмехнулась Сильвия и натянула куртку.

– Я просто хочу сказать, – начал юноша и перед тем, как произнести что-то важное, в комнату вошла хмурая уборщица, которая как-то, как показалось друзьям, странно посмотрела на них. Затем с улыбкой поинтересовалась, когда они соберутся уходить. Ванберг сразу замолк, его лицо приняло жалостливые черты, словно юноша постоянно чем-то печалился. Деметрий поднял кардиган, развернулся и вышел из класса. Когда он выходил, Сильвии показалось, что уборщица Софи – давняя знакомая бабушки, грозно скосила на него взгляд. Женщина посмотрела на Сильвию и снова улыбнулась, по-другому, как-то по-матерински.

– Ну, здравствуй, говорящая с деревьями, – произнесла уборщица, задержав девушку перед выходом из кабинета.

В детстве Сильвия постоянно делала это – вела беседы со всякой растительностью. Уходила из дома, брела по лесу и разговаривала с ним. Это успокаивало и радовало. Нет в мире места священней, чем лес. Сильвия беседовала с лесом и каждым деревом в одиночестве или даже перед взглядами родных, не испытывая при этом никакого стыда, ведь обычные детишки, узнав об этом, посмеялись бы. Почему? Просто она не выдумывала и ничего не представляла. В ответ на вопросы и просьбы звучал шёпот листьев. Молвили лесные голоса, неважно духи ли то или сама природа обретала голос. И каждое дерево, пусть даже городское или искусственное, роняло звуки языка древнего или только его отголоски, когда они вбирали в себя разговоры древних древ между собой. И язык этот не нуждался в переводе, ибо Сильвия, как будто, сама становилась древесной сущностью. Она сливалась с сознанием растительности, и благодаря этому полученные звуки помогали разбирать состояние и даже мысли. Но при прошествии одиннадцати месяцев после смерти бабушки голоса древ утихали, пока не прекратились совсем. Лес впал в спячку вместе с городом.