Ольцик, вышедший из повозки с припасенным для своих лошадок кормом, поймал хмурый взгляд Немира и, равнодушно поглядев на еще одного прибившегося к ним попутчика, отвернулся и занялся лошадьми.

Леона же вышла из повозки только с рассветом. Равнодушно и ни на кого не глядя, прошла к запасам ключевой воды, зачерпнула ее плавающим тут же ковшом и стала умываться, чувствуя на своей спине прожигающий взгляд.

Словцен не уехал. Леона его прогоняет? Пусть. Он поедет не с ней. Упрямый парень успел поговорить с Бальжином и напроситься в обоз еще одним охранником. А то, что служба его будет безвозмездной… Ну и пусть. Зато рядом с подругой. А к тому времени, как ей придет пора расходиться с обозом, они уже помирятся, и она будет рада его присутствию. Иначе ведь и быть не могло…

Бальжин же, доедавший в ту минуту свой нехитрый завтрак, лишь посмеивался, глядя на молодецкие неурядицы и с теплотой вспоминал, как когда-то и он добивался расположения своей будущей женки. Конечно, он понимал, что из паренька никудышный наемник. Но не прогонять жеж дурака, пущай остается. А там, глядишь, к концу пути-то и миловаться уже с девкой станут. Он перемигнулся с таким же веселым Чеславом и пошел отмывать опустевшую миску от остатков пресной каши.

12. Глава 12

Глава 12

Леона спряталась от палящего полуденного солнца под сенью раскидистых ветвей высокой черемухи. Сиявшее белым цветом дерево тихонько покачивалось в такт легкому ветерку и осыпа́ло ее редкими лепестками ароматных соцветий.

Задумчиво глядя на опускающиеся лодочки лепестков, она вспоминала о родителях и размышляла о том, что ждет ее дальше. Что будет там, куда она держит путь? Возьмет ли ее Гостомысл, к которому она отправилась по наставлению матери, в обучение? В единственном письме, которое пришло от него за все эти годы, не было сказано ничего определенного — лишь то, что он будет ждать ее, но обещать ничего не может…

Леона подняла раскрытую ладонь, и на нее мягко опустилась белоснежная лодочка. Глубоко погруженная в свои мысли, девушка задумчиво провела пальцем по бархатному лепестку.

Что, если он откажется помочь в ее стремлениях так же, как противилась им Ружена?

«Не твоего ума это дело, Леонка! Или забыла, что мать говорила тебе? Не забыла. Вот и неча соваться, куда не просят. Непростые это дела… А твое дело — жить. С остальным и без тебя разберутся. Уразумей это, деточка, и не лезь в упырье гнездо… Поняла меня?» — строго сказала однажды наставница, когда девочка в очередной раз стала допытываться, кто и почему на них напал, и чего они хотели от ее отца... Впрочем, совсем скоро Ружене все же пришлось рассказать эту историю. Хотя чувство, что наставница схитрила и умолчала о чем-то важном, не отпускало девушку по сей день…

Рядом блаженно пощипывал сладковатый клевер утомившийся от жары Флокс. Взмокший конь то и дело недовольно пофыркивал и, подняв голову, тяжело вздыхал, печально глядя на так манящую своей прохладой реку — жестокая человечка накрепко привязала его к стволу. И как бы ни рвался он к желанной воде, у него ни на шаг не получалось к ней приблизиться: река оставалась все так же безнадежно далеко.

Уставившись на купающихся в реке мужчин, Флокс тряхнул серебристой гривой, слегка пристукнул копытом и, тихонько косясь на Леону, издал протяжный, жалостливый звук.

Девушка подняла взгляд на своего гривастого друга и усмехнулась: вид он сейчас имел удивительно печальный и горестный. Такой, что впору со скоморохами разъезжать да выступать на зрелищах, потому как изображать несчастного страдальца у него получалось на диво удачно.