Закрываю дверь в комнату. Его голос стал тише. Его отчаянный крик уже не врезается мне в спину. Но он все еще кричит. Папа пытается успокоить его. Что я делаю? Кто я? Я жестокая? Эгоистичная? Я словно ударила его. Сердце очень сильно стучит. Очень больно. Нестерпимо. Как я расскажу ему все? Закрываю уши, чтобы не слышать его отчаяния. Его чувства кровоточат. Я будто вижу эту кровь на своих ладонях. Что я наделала? Почему я решила, что, если мои чувства к нему блеклые, прозрачные, безвкусные, его такие же, и ему не будет от меня больно? Я жестокая. Я эгоистичная.

Он все еще кричит внизу у лестницы… Давай, утопи меня в этой горячей крови твоего громкого отчаяния.

Я не склонна презирать себя. Не в этой моей жизни. Но сейчас я испытывала презрение к своему существу. Вдвоем они разрушили меня. И все вокруг меня. Они оба любили меня так сильно, как сильно заставили саму себя ненавидеть. Я умерла дважды. Я пала жертвой своего подорвавшегося мира. Я жертва собственной войны. Странное дезориентирующее чувство. Кажется, меня контузило этой ударной волной. Я ничему больше не принадлежу. Я не знаю, куда иду.

В ту ночь я вышла из комнаты лишь единожды: за бутылкой крепленого вина.

Домашние спали. Я тихо сошла в кухню. Беру бутылку, штопор, тянусь за бокалом в шкафчике и слышу тихий мамин голос за спиной:

– Ты в порядке, малышка?

Нет. Я в боли. Я в отчаянии. Но никак не в порядке. Закрываю дверцу, поворачиваюсь к ней и киваю. Хотела приправить этот жест улыбкой, но не вышло.

– Что происходит в твоей жизни? – на лице ее беспокойство.

Рушится. Прислушайся, мам, и ты услышишь оглушающий грохот. Стоит ли говорить ей об этом сумасшествии, что я проживаю? Ловко откупориваю бутылку и щедро наливаю себе вина.

– Джо, – мама подходит ближе и встревоженно изучает меня. Я сажусь на стол и делаю пару глотков. Мама вздыхает и наливает себе воды. – Ты сама не своя. Что с тобой случилось?

Я влюбилась, мам… Так сильно. Кажется, мой организм не может вынести такого высокого напряжения, меня бросает из стороны в сторону, потряхивая. Я не готова была к такому. Моя жизнь ускользает из рук, а мне не жаль. Нисколько. Я отпустила руки и смотрю, как все летит в бездну. Только о нем думаю.

– Ничего, – допиваю залпом вино и наливаю еще. Мама поморщилась и присела рядом, придвинув мне пустой бокал.

– Отношения не бывают простыми, – она пригубила налитое мной вино. – Джо, ты еще с боксером не заводила отношения, – она ухмыльнулась и горько покачала головой. – Это ужасно.

Почему она так сказала? Пытаюсь угадать ее мысли. Не выходит.

– Почему ты так говоришь? – опускаю бокал.

– Я так сильно полюбила его, знаешь? Все меркло на его фоне, – она улыбнулась и сделала глоток из запотевающего бокала.

Я так хорошо понимала ее чувства.

– Я умирала каждый раз у ринга. Клянусь. Я думала, я сильная, но его кровь и его боль были сильнее меня. Я очень страдала. Очень мучилась. Но я не могла сказать ни слова и не могла попросить бросить: боялась, что он уйдет. Боялась, что выберет бокс, а не меня, если поставлю ультиматум. Лучше бы выбрал свой бокс… – она посмотрела на бокал. – Я рыдала ночами в подушку. И всегда носила с собой перекись водорода, – она улыбнулась. – Я уходила и возвращалась. Потом все это прошло… Я так часто говорила, что он нужен мне. Лучше бы молчала. И тогда он сделал выбор. Я никогда не смогу расплатиться за эту его жертву.

Я молча слушала ее.

– Молодые и отчаянные, мы решили, что нашей любви достаточно на всю жизнь. А остальное было неважно…

Мне вдруг стало не по себе. И очень тоскливо от ее слов и глаз. Я вспомнила Лео. Ком набухал в горле.