Прямо на Наталью смотрел покосившийся и готовый уйти в породившую его землю боровик. Внутри изъеденный червями и приговорённый к бесславному финалу, он стоял, будто надеясь на высшие силы, которые захотят разглядеть его в туманной мороси и облегчить октябрьскую тоску.

Натальино настроение портилось с каждой секундой. Сарафан безнадёжно пропитывался водой, а модельная грудь под тонкой рубахой начинала конкретно мёрзнуть.

Но вот у тропинки хрустнула ветка, и знакомый голос позвал:

– Натальюшка!

Девушка встала с кочки, неторопливо размяла руки и ноги, понадёжнее пристроила за поясом топорик и приняла томное выражение лица.

– Натальюшка! – снова позвал голос.

– Иванушка! – восторженно отозвалась Наталья и с заливистым смехом побежала навстречу жениху.

Пять мучительных минут он ловил еë среди берëзонек, почти догоняя, в волнении касаясь всполоха красного сарафана, но снова упуская, будто яркую жар-птицу с хохломской росписи. Сапоги ворошили прелую безжизненную листву, ноги оскальзывались, на пути поднимались крючья корней, мокрые ветви хлестали по лицу, словно требовали остановить этот бессмысленный бег, когда, наконец, раскрасневшаяся Наталья упала на руки возлюбленного и жарко прошептала ему в ухо:

– Вань, пойдём домой, а? Борща горячего поедим, «Легенду о Коловрате» посмотрим. Холодно, трындец!

Дождь закончился. От перепревшего лиственного ковра поднималась еле уловимая дымка испарений. Наталья, прислонившись к дереву, закурила и, глядя в широкую прекрасную спину оскорблëнно уходящего из еë жизни Ивана, выпустила в небо серое облачко несбывшихся надежд.

Потому что сразу надо свои силы рассчитывать. Не готова к суровой осенней романтике в лесу с ролевиком, не соглашайся в берëзоньках бегать.

У каждого свои фобии. Семëн не боится ничего и никого. Пожалуй, только недостаточно плотно пожрать.

У него своë мироощущение и свой взгляд на окружающую среду, кардинально не совпадающие с моими. Я считаю, что пауки – вид оседлый, привязанный к паутине, а Сëмушка упорно доказывает, что является кочующим персонажем, и дом там, куда лично ему вздумается походом направить свои членистые ноги.

Поскольку мир для Семëна никакая не круглая планета, а вполне себе квадратное зданьице дачного туалета, моя распрекрасная фобия чудесным образом поддерживается кочевым образом жизни этого романтично настроенного представителя фауны.

Иногда мне кажется, что в очередной раз по надобности посетив Сëмину вселенную, я услышу тихое «трунь» малюсенькой гитарки, увижу искорку походного костра и Семëна, покачивающегося рядом в самолично сплетëнном гамаке и напевающего о том, как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.

Надеюсь, он там не замëрз в этот нежаркий октябрьский день, откочевал на зиму куда-нибудь в середину бумажного рулона – где потеплее.

Марину и Волчка мама и папа выгрузили из машины прямо на берег моря. Следом выгрузили палатку, надувной матрас, походную кухню, мячик, чемодан одежды, сумку еды, и ещё всякое крайне необходимое в отпуске.

Марине сразу вручили бутерброд с колбасой и бутылочку сока, а Волчку котлету и миску воды. Друзья одновременно начали жевать, наблюдая, как мама и папа старательно обустраивают облюбованное под стоянку место.

– А теперь переодеваться! – радостно скомандовала мама, выудив из очередного баула свой и маринин купальники, папины плавки и комплект панамок.

– А сандалики? – насторожилась девочка. – Где мои любимые сандалики?

Мама вопросительно посмотрела на папу, папа на Волчка, Волчок возмущённо гавкнул, отрицая свою вину. Сандаликов в бауле не было.