Избушка чуть накренилась, разминая затёкшие ножки, и повернулась к лесу задом, к гостю передом. Дверь тихо скрипнула, и на пороге, позвякивая старинными доспехами и постукивая костями, появился Кащей Бессмертный, неся на плече груду помятых железок. В железках, как спица в стакане, болталось безвольное тело.
– Ирод, ты что с женихом нашим сделал? – всполошилась Баба Яга. – Девка вон уже вся в замуж готовая сидит, а у нас тут вместо героя кто-то красненьким истекает и пол мне пачкает!
– Я? Я сделал? Да он только в своих железках с дождя зашёл, как поскользнулся, грохнулся на пол и сам себя мечом почикал. Вот, спасать принёс самоубивца. Лечи, Яга! Нам солнце требуется, ревматизм замучил.
– Никакого солнца! – Василиса возмущённо вскочила из-за стола. —Подвига-то нету!
– Как это нету? – засуетилась баба. – Где это видано, чтоб герой заставил его спасать Кащея Бессмертного да Ягу? Не было такого ни разу! Форменный подвиг и прецедент! Сейчас кровищу соберём, в чувство жениха приведём и сразу жениться пойдём!
– Да я лучше в болоте утоплюсь, чем за такого убогого пойду!
В это время потенциальный жених, сбрызнутый мëртвой, живой да на любовь заговорённой водами приоткрыл глаза, увидел Бабу Ягу и сразу случайно влюбился без памяти.
– Кто это, – говорит, – такая прекрасная, мудрая, опытная женщина самых плодородных годов? Желаю немедленно жениться и жить долго и счастливо!
Ну тут, понятно, случился шок. Кащей стоит, хохочет, Баба Яга от смущения нежным румянцем покрылась и похорошела вся, а Василиса в обиде и злости выбежала из избушки, да в болоте и сгинула. И проклятье вместе с ней рассеялось, и дождь закончился, и солнышко вышло, и волки с рысями обнялись.
А Баба Яга теперь счастливую замужнюю жизнь ведëт, и у избушки ножки не зябнут, и ревматизм Кащеев прошёл.
Потому что всего один человек может целому царству жизнь испортить. Особенно привередливый сильно.
Синий экран смерти
Компьютер протяжно пискнул, и на экране монитора символом разбитых надежд повис синий экран смерти. В цифровую бездну улетели годовой отчёт и планы на бутылочку чего-нибудь холодного и не слишком полезного. Синева монитора призывала взмыть на самолёте в солнечное небо, и, приземлившись прямо в морской прибой, смыть стресс глотком прекрасного Блю Кюрасао.
Николай Петрович медленно встал и, не обращая внимания на удивлённые взгляды коллег, вышел из кабинета.
Город цвëл, заманивая в парки, кино и маленькие кафешки.
Нерешительно помявшись на месте, мужчина, наконец, повернул направо и двинулся в сторону реки, минуя тенистые лавочки, хорошеньких женщин и магазинчики с ледяными напитками.
Аккуратно сняв и сложив в траву ботинки, носки, брюки, рубашку и галстук, беглец, тихонько повизгивая, вошёл в не особенно чистую воду, присел, ухнув от жидкого холода и, толкнув илистое дно, поплыл. Так хорошо ему не было с самого детства. Он нырял, подпрыгивал, изображал кита и тюленя, всплывал вогнутым животом вверх и покачивался поплавком, выставив на всеобщий обзор тощую спину с пересекающим еë хребтом позвоночника.
Через десять минут Николай Петрович выбрался на берег, встряхнулся, с трудом натянул на мокрое тело деловой костюм и двинулся в обратном направлении.
В кабинет он вошёл мечтательно улыбаясь. Уже отремонтированный компьютер, демонстрируя зелëные долины заставки, заговорщицки мерцал, намекая на поле для гольфа и рюмочку обжигающего абсента.
«Это завтра», – подумал Николай Петрович и нырнул в годовой отчёт с тем же азартом, с каким полчаса назад плескался в реке.
Банкет
Екатерина, Света, Маша и Танечка в трусах и перьях стояли посреди сцены.