Выпутался из веток и обмер – девицы в одном исподнем купаются и хохочут. Стыд, срам и небогоугодное поведение. Михалыч-то последние лет тридцать в таком виде только Николавну видел, а тут чуть ума не лишился от форм да изгибов. Стоит, глазами хлопает, ртом воздух хватает.

Бесстыдницы его заметили, да пуще смеяться стали. А самая красивая ещё и пальчиком поманила – иди, мол, сюда, дедушка, вместе купаться будем, а то сами-то и утонуть, не ровëн час, можем без поддержки твоей! Михалыч и пошëл. Словно зачарованный.

Петрович потом рассказывал, что проснулся по зову организма, не увидел Михалыча и решил поискать пойти. Так и вовремя подоспел, чтобы друга, с глупой улыбкой лезущего в самое глубокое место, за шиворот на берег выволочь. И никаких голых баб вокруг того не наблюдалось.

С тех пор Михалыч пить и бросил. И к жене прикипел сильнее. Хотя иногда, конечно, грусть по изгибам да формам проскакивала в мутнеющем взгляде.

А Петрович, наоборот, на рыбалку зачастил – уж очень хотелось на голых баб посмотреть. Так и сгинул однажды. Зато, видимо, счастливым.

Маргарита Петровна была королевских кровей. Как рассказывала ей бабушка, а той еë бабушка, кто-то из французских Карлов или Генрихов совратил прекрасную русскую крестьянку и лично приезжал из Парижу в Новосаратовку с целью облобызать чело незаконнорожденной принцессы.

Память о том, как русская крестьянка встретилась с французским королëм, и чем закончилась трагическая история сего гражданского мезальянса, история семьи не сохранила, ввиду незначительности фактов. А вот уверенность в том, что «я себя не на помойке нашла» и «ведь я этого достойна» передавались по женской линии бережно и неумолимо.

Маргарита Петровна была дамой начитанной, считала Купчино центром культурной столицы и спала, накрутив на волосы древние алюминиевые бигуди, поскольку королевская красота должна быть кучерява при любых обстоятельствах. Даже рыжего кота, приблудившегося с улицы, она назвала Василием не потому, что так принято, а потому, что «Царский».

И однажды какая-то падла подсунула ей книжку Булгакова. Ну и всё. Жизнь заиграла новыми красками. Тут ведь, во-первых, имя, а во-вторых, королевская кровь. Значит, надо готовиться.

Маргарита Петровна старательно скупала жëлтые цветы и ходила с ними по улице в поисках собственного Мастера. Долгими вечерами задумчиво разглядывала Василия, прикидывая, каково ему будет в чëрном оттенке. Раздевалась догола и перед зеркалом натирала себя антивозрастными кремами, а потом кружилась по квартире под ошалевшим взглядом кота, репетируя бал. Словом, уверенно продвигалась к мечте и идеалу.

А Степан Николаевич жил в доме напротив. Романов не писал, да и не читал особо, а вот в сантехническом смысле был истинным мастером.

И была у него привычка – вечером под рюмочку в окошко поглазеть. Вот и сел как-то в очередной раз. Глядь, а в доме напротив голая женщина по квартире порхает. У Степана Николаевича аж спиртик в горле комом застрял от вида этой стокилограммовой нимфы в бигуди. Форменная королева.

Так и повелось. Маргарита Петровна по вечерам обнажëнку выдаëт, а Степан Николаевич вздыхает меланхолично, грезя о королевских прелестях.

И вот уж не знаю, что случилось – то ли Василий от стресса решил самостоятельно себя жизни лишить, то ли Вселенная знаки начала подавать – только запрыгнул Васенька на батарею и как есть трубу отфигачил от чугунной гармони. Фонтан в потолок, голая Маргарита Петровна орëт и руками машет, кот на шкафу глаза таращит и спину гнëт – однозначный бардак.

Воздыхатель в доме напротив несколько секунд как в ступоре сидел, а потом понял – звëздный час настал. Ухватил рабочий чемоданчик и прямиком транспортировался к пострадавшей.