Деды Морозы под бородой благодарили традицию за необходимость размещать на лице дополнительное оволосение, а Снегурочки резко раздобрели, но не от новогодних салатиков, а по причине слоëв одежды, поддетых под кокетливые шубки.

А Ниночка ботинки купила. Красивые, белые, высокие. Ножку они обхватывали идеально. Пятисантиметровая платформа добавляла не только роста и стройности, но и уверенности в себе. Даже спина как-то выпрямилась, и подбородочек вверх вздëрнулся. Надеваешь такие ботиночки, и всё – императрица. Мужики, складывайтесь в поленницу у ног, облачëнных в сие чудо.

И вот тут северостоличный климат и высокая мода вступили в прямой конфликт.

С одной стороны, шубка и высокие белоснежные ботиночки смотрятся максимально гармонично где-то в районе Дворцовой площади, а с другой – тридцатипятилетние колени, затянутые только в капрон (иначе зачем всë это нужно?), при минус 26, которые на берегах Невы хуже, чем 48 на Аляске, требуют немедленно закончить вакханалию.

Но когда петербуржца останавливали холод и влажность? Особенно, если хлебобулочные в доме закончились, а обновка требует выгула? До центра города вряд ли добежишь, но до магазина вполне себе. Тут, конечно, не Эрмитаж с Петрами и Меньшиковыми за ваши деньги, а дальний спальный район, но собрать урожай восхищённых взглядов тоже можно.

И Ниночка отправилась в путешествие за батоном. Идëт красивая, спинку тянет, шубка-солнышко на ветру колышется, щëки алые насквозь промерзают, губки трескаются, колени корочкой покрываются, зато ботинки прекрасны.

А поленница из сражённых неземной красотой мужчин не складывается. То есть совсем. И в целом улицы вымерли, будто апокалипсис наступил, и только несчастная девушка за стойкой Wildberries выжила, чтобы выдать ещё какой-нибудь петербурженке её великолепные ботиночки.

Потому что в 11 утра второго января ценители прекрасного спят в обнимку со своими конями где-то между подкисающей оливьешкой и печально тающим холодцом. И даже культурное место жительства тут не поможет – традиции чтить надо, а не в новых ботинках рассекать.

Галина Петровна, щедрой красотой оперевшись о подоконник, меланхолично пересчитывала падающие за стеклом снежинки.

Одинокая бутылка шампанского исходила пузырьками, напоминая о временах, когда двадцатилетняя Галенька после очередной вечеринки чувствовала себя не усталой тëтей Галей из четвëртого подъезда, а, как минимум, неподражаемой Галой Сальвадоровной Дали (хоть и слегка разобранной на те самые пузырьки), гордо шествуя с подружками в следующий бар.

Часы пробили сорок шесть, но по-прежнему хотелось праздника и романтики, а путь борщей и рубашек, выбранный подругами, совершенно не прельщал. Тихое царапанье в дверь кошачьих коготков становилось не эфемерным, а вполне себе слышимым, и Галина Петровна не исключала, что в один из дней на диване красиво разляжется блондинистое пушистое существо, мяукая и олицетворяя собой белый флаг, выброшенный перед удручающими цифрами в паспорте.

Отхлебнув немаленький глоток прямо из бутылки и вяло зажевав его подсохшей долькой мандарина, Галина Петровна сфокусировала взгляд на молодом смуглом дворнике, задорно рассыпающем соль по путям следования редких на морозе путников.

Шампанское ударило в голову, сильные полуголые руки распахнули окно, и рвущуюся из шëлкового халатика грудь обожгло морозом.

– Молодой человек, а хотите бокальчик шампанского и сто килограммов сплошного счастья в придачу?

Дворник белозубо улыбнулся и, помахав рукой, продолжил дело ликвидации травмоопасных снежных завалов, оставшись в неведении, что только что прохлопал шанс всей своей жизни.