– Подхожу к двери и слышу.

Буфетчик в нескольких словах, немного приукрасив, передал свои впечатления. Костя, хоть и находился в хмельном состоянии, сообразил сразу, что мирные споры товарищей офицеров переросли в боевые действия. И устремился наверх.

– Позор, господа-товарищи, – расслышал прапорщик у двери каюты голос Савватиева. – Офицеры называется. Ну ладно, Бирюков оболтус, хоть и целый капитан, но ты-то, ты! Женатый человек, начальник заставы, можно сказать, хозяин Белого моря. Мог бы себя в руках держать, не лезть в пьяные разборки с кулаками.

Послышалось нечленораздельное бубнение. По характерному аканью Костя узнал голос Бирюкова, уроженца Московской области, там все акают.

– Ты вообще молчи, связист половой, мозг на яйцах. Я ещё подумаю, прощать тебя или нет. Как, спрашивается, мне завтра перед Божком объясняться? Может, подскажешь? Как я ему свою физиономию представлю, под каким соусом? И вообще, братцы, по отношению ко мне вы оба козлы.

– Но, Геннадий Петрович, минутку, – подал, наконец, голос и Куприянчук. – Я бы попросил.

– Так, всё! Хватит! Молчать оба! Сейчас я говорю, а не то… Вы только задумайтесь, товарищи-господа офицеры, над тем, что мы сами с собой вытворяем. Я вот со стороны смотрю и что же вижу? Нет, не скотов, хоть и говорят обычно, надрались до скотского состояния. Нет. Я вижу двух покойников. Впрочем, я третий.

Гена скосил ненароком глаза на зеркало, как будто желая убедиться, не покойник ли он в самом деле. Бр-р-р, в паху даже похолодело.

– Живой человек – это человек трезвый. Коль выпил, то, считай, умер в какой-то степени. Вы разве не замечали, когда бухой, то вроде как не в этом мире. Это всё равно, что в клинической смерти, возвращение откуда отвратительное и болезненное. Пьяный уже не имеет личности, он теряет способность к аналитическому мышлению, которое, в сущности, отличает нас, человеков, от животных и растений. Да, балдёж имеет место быть, но точно так же балдеешь и от наркоты, и от наркоза при операции, и от смерти. А вообще термин «балдёж» означает состояние коровы перед родами. Читайте ветеринарную энциклопедию. Так что поздравляю.

В каюте напряглась тишина. Врач слова выудил из подсознания весьма удачные, ёмкие и прозорливые. Капитаны умолкли, только ресницами хлопали, не зная, чем возразить. Да и само желание возражать, имевшееся в начале эскулаповой речи, вдруг пошло на убыль.

– Я беседовал со многими, когда в академии учился, в госпиталях на практике, кто смерть клиническую перенёс. Один к одному рассказы. Всё такое же блуждание по параллельному миру, где обитают уже неживые. Или пропойцы, как мы с вами. И, поверьте, братцы, этот мир отнюдь не сад Эдемский. Вот такая пропозиция, господа офицеры. Не хочешь быть живым, пожалуйста, пей, бухай, уходи в небытие. Только к покойникам у нормальных людей страх и отвращение, как и к любому проявлению смерти.

Прапорщик Володин при последних словах старшего лейтенанта решился открыть дверь. Боже ж ты мой! Половина лица у доктора заплыла тёмно-фиолетовым пятном, глаз кровью затёк. Другая половина отличалась увеличенной до безобразных размеров ушной раковиной. Савватиев, успокоившись от собственной проповеди, периодически прикладывал руку то к одной половине, то к другой, болезненно морщась и повторяя, что за такие вещи убивать надо. Костя остолбенел. Но больше всего удивило, что оба капитана внимали речам доктора подобострастно и трепетно. И у обоих подозрительно раскраснелись щёки. В каюте воцарилось гробовое молчание.

«Юшар» мчался по Северной Двине к морю. По берегам пёстро мелькали деревушки, леспромхозы, сменяемые лесными чащами, полями, цветущими лугами с пасущимися коровами. Небо синело настолько насыщенно, что, казалось, его синева пробирается внутрь кают, устремляется в трюмы, машинное отделение, отчего дизели ревели ещё громче и быстрее вращали винты, от которых за кормой взметались, играя радугой, тучи водяной пыли. За теплоходом постоянно висела свора пернатых попрошаек, визгливыми криками требуя подачек. Пассажиры кидали кусочки хлеба, печенье. Птицы хватали прямо на лету, тут же спешили отвернуть в сторону, пока завистливые подруги не накинулись и не отбили добычу. Это пассажиров веселило, и они с удовольствием избавлялись от продовольственных припасов, забывая, что плыть им сутки и более, а пополнять провизию придётся в буфете по ресторанным ценам.