Пока ты ходишь по гостям, еда дома не готовится, белье не стирается, полы не моются, а пыль не исчезает с полок, как по волшебству. Значит, все это нужно наверстать, вернувшись домой. Мой муж работал из дома, и, уходя, я заботилась о том, чтобы у него был обед, оставляла ему инструкцию, что и как разогреть. Сейчас мне странно, что я брала на себя всю эту физическую и ментальную нагрузку. И не потому, что мы об этом договорились, эта программа была встроена по умолчанию у меня в голове. Кто и когда загрузил ее туда?

А еще есть такое добровольно-принудительное развлечение, как поход с ребенком в поликлинику. Наша располагалась в сорока пяти минутах пешей прогулки. Можно было подъехать на трамвае, но как затащить коляску на три крутые ступеньки вверх? Когда Маша родилась, узнав, что у меня есть такое право, я пыталась перевести ее в ближайшую поликлинику, до которой идти было всего десять минут. Но в нашей поликлинике меня отговорили, пригрозив тем, что в случае болезни из той поликлиники врач к нам не придет.

В поликлинике некоторые врачи и медсестры недовольно вздыхали, видя мой слинг.

Зато, когда я пришла с Машей в коммерческий медицинский центр к ортопеду по рекомендации, он воскликнул:

– Вау, какой у вас классный слинг! В нем же у ребенка самое лучшее положение ножек для развития тазобедренных суставов.

Так как у детей, родившихся в тазовом предлежании, высокий риск по развитию дисплазии тазобедренных суставов, мне пришлось побегать по платным врачам, чтобы убедиться, что у Маши все хорошо. И вообще, как только у меня появилась возможность водить детей к платным врачам, я забыла дорогу в государственную поликлинику.

Я никогда не была «антипрививочницей», но имела наглость задумываться, делать ли ребенку все прививки по национальному календарю, и за это получала от заведующей.

– Я хочу написать отказ от прививки.

– И кто только вас этому учит? Вот когда вы начнете умирать от вакциноуправляемых инфекций, тогда посмотрим! – кричала она, подписывая мои бумажки, вместо того чтобы разъяснить мне риски отсутствия у ребенка той или иной прививки.

Я же понимала, что лечить ребенка как от болезни, так и от осложнения от прививки нужно будет мне и только мне, что государство и поликлиника мне не помогут. И с удивлением слышала от все той же заведующей:

– У-у-у, как я ненавижу свою работу! Как я ненавижу этот кабинет!

«Чокнутая», – думала я и молча ожидала, когда получу подпись с печатью и смогу убраться из ненавистного ей и мне кабинета.

Пока в тебе растет пузожитель, ты не знаешь, каким он будет. Какие у него будут глаза, волосы, какой темперамент. Но кое-что становится понятно еще до рождения. Маша недель с двадцати внутриутробной жизни начала показывать себя: казалось, что во мне растет будущий футболист, который, не теряя времени, начал активные тренировки. Находясь в плену гендерных стереотипов, я была уверена, что у нас будет мальчик. Да еще и муж мечтал о сыне. Мы даже имя ему придумали и называли будущую Машу Юрой.

Вскоре после Машиного появления на свет я поняла, что мне попался не самый простой ребенок.

Говорят, с новорожденным легко: он только ест и спит. Маша не спала. Родившись, она прободрствовала три часа кряду. Я знала, что это называется «период ознакомительного бодрствования» и что хорошо, когда он есть, – значит, ребенок благополучно перенес роды. Но обычно это длится два часа, а у Маши – все три. По тому количеству и силе движений, которое она проделывала у меня в утробе, можно было предположить, что она не спала и там. Но можно ведь двигаться и во сне. Еще в роддоме она, запеленутая, умудрялась доставать из тугого свертка ручки и будить себя ими, царапать. Так что я надевала ей рукавички-царапки и пеленала на сон месяцев до четырех.