Когда период опускания попы, правильно он называется «второй период родов», закончился, я была счастлива! С меня сняли ненавистный КТГ и разрешили перепрыгнуть с кушетки на кресло для родов. Мне подняли спинку и разрешили на схватке тужиться, чтобы уже наконец выродить Машу. На первой схватке вылезла Машина попа, и я ее прямо видела. Проблема в тазовых родах в том, что, пока ждешь следующей схватки, чтобы родить ребенка целиком, он еще не может начать дышать, а это плохо. Поэтому мне в вену капнули окситоцина, как до этого предупреждали. Доктор изготовился специальными ножницами резать мне промежность. Это было совсем не больно. Да и схватки я уже не чувствовала, хотя во мне не было ни капли обезболивающего. На следующей схватке потуга, разрез – и Маша вынырнула целиком в руки доктору, который сразу унес ее к ожидающим у специального столика для младенца неонатологам.

Как по волшебству, закончилась буря в моем теле. Схваток больше не было, и я почувствовала огромное облегчение. Физиологическое, но не эмоциональное. Меня охватила тревога, потому что Маша не кричала. Я знала, что младенец должен кричать. И слышала, как отчаянно плакали другие младенцы в родильном отделении, а моя только тихо крякала.

– Все в порядке? – спросила я доктора.

– Да, конечно!

Я выдохнула тревогу. Все хорошо!

Через минуту акушерка поднесла мне голенькую Машу.

– Смотрите, девочка!

Подставила ее лицо, потом попу:

– Целуйте!

Они это делают, чтобы начать колонизацию полезной родительской микрофлоры в стерильный организм младенца. А еще, наверное, чтобы произошел первичный бондинг между мамой и ребенком.

В палату позвали мужа, знакомиться с дочкой. Она ему понравилась.

Потом Машу завернули в плотный кулек и дали мужу держать ее в коридоре.

Пока меня зашивали, что было намного больнее, чем сам разрез, несмотря на несколько уколов лидокаина, я слышала, как муж поет дочке песенки. Это продолжалось минут сорок. А потом мужа с Машей позвали в палату, и мы прикладывали ее к груди. Для этого мою прозрачную ночнушку разрезали медицинским ножницами. Этот момент, когда новорожденный младенец пытается к тебе присосаться в первый раз, очень трогательный. Я смотрела на Машу, и она мне казалась самой красивой девочкой в мире, хотя ее лицо было красным и сморщенным.

Мы провели так втроем некоторое время. Проследив, как нас перевезли в послеродовую палату, муж пошел домой отъедаться и отсыпаться. А я осталась с Машей. Я смотрела на нее, и мне не хотелось спать, несмотря на бессонную ночь. В крови еще плавал адреналин. Наступало утро.

Каждый раз, когда я переходила из состояния беременной в состояние мамы, вслед за изменившимся образом жизни менялась моя одежда. Под конец беременности мне было удобно в платьях. Они комфортно обтекали живот, не стесняя движений. Становясь мамой младенца, я переходила на джинсы и кормительные майки «с секретом»: конструкцией, позволяющей легко и незаметно оголить грудь и покормить ребенка. Некоторые модницы такое презирают, предпочитая «нормальную» одежду, в которой удобно кормить. Я же считала их почетной униформой.

В послеродовом отделении меня принимала новая команда медсестер. Их задачей было научить несознательных мамочек правильному уходу за младенцем и показать им, что сказка закончилась. А также развенчать иллюзии о том, что они, их дети и их опыт хоть сколько-нибудь уникальны и исключительны.

– Так, волосы собираем в хвост, чтобы ничего не торчало, и так ходи! Ребенка переодеваем вот так, смотри внимательно – показываю один раз. Распашонка – подгузник – пеленка, у вас – широкое пеленание, вот так, дополнительную пеленку кладем между ног. Конверт бинтом завязываем на бантик. Несем – подмываем, пупок обрабатываем зеленкой. В бутылке глюкоза: допаиваем обязательно, закончится – возьмешь в детском отделении еще. Из палаты выходим в халате. В послеродовом выдавали халаты. Это были не мягкие вафельные или махровые халатики, какие дают в отелях, такие не подходят для рожениц: еще испачкают своими биологическими жидкостями! Это были некогда цветастые, а теперь застиранные фланелевые больничные робы. Мне не хотелось надевать это. Но, с другой стороны, халат был чистый и позволял прикрыться, чтобы не чувствовать себя голой, и согреться.