– Я не хотел! – воскликнул Сова, изумлённый произошедшим. – Валлес, ты тулак. Логнала нелься тлогать голыми луками…

– Так почему ты раньше не сказал?! Впрочем, отойди! – Валлес проверил дыхание девушки, убедился, что она в порядке и ничего себе не повредила. После чего взглянул на раны воина и нервно сглотнул слюну. С гноем возиться не хотелось… – Дай-ка сюда ведро…

Ведро с громким плеском опрокинулось на обнажённое тело Рогнара, струями смывая кровавый гной.

– Ещё?

– Да, неси.

Сова побежал за водой, а после повторил это минимум трижды, пока на теле Рогнара не осталось следов гнойных масс. Валлес неуверенно осмотрел увечья, взял из рук находящейся без сознания Нарси пузырёк с мазью, перевернул его донышком вверх и принялся медленно разливать по оголённым ранам ловчего. Когда содержимое пузырька иссякло, залез в мешок и нашёл ещё несколько таких же.

– Бери! – сунул он один из них Сове. – Хотя… Тряпка, тряпка… Прости, Нарси… – Кусок ткани с хрустом оторвался от подола платья девушки, тут же был насквозь пропитан мазью и передан Сове. – Ты – ноги, я – руки, потом переворачиваем и работаем со спиной.

Так они и поступили: один мазал тряпкой, второй через ткань держал воина. Длилось это действо так долго, что Нарси успела очнуться. Встала с всепоглощающей тошнотой и головной болью. Девушку увели на соседнюю кровать, где она сидела и молча наблюдала за размышлениями мужчин на тему, что же делать дальше. Теперь в дело пошли и травы: их закладывали в особо крупные раны. Наступил закат, помещение наполнили краски заходящего солнца, и пробился хриплый слабый голос Рогнара:

– Промойте…

– Что? – наклонившись к воину, переспросил Валлес.

– Промойте броню… и… наденьте обратно. Мне… очень… больно…

IV

Во сне он бежал к вершине высокого холма, покрытого выгоревшей на солнце травой. Бежал так быстро, что кровь стучала в висках, а мышцы ныли от напряжения. Старые ножны бились о кожаные штаны, и он отчётливо понимал, что уже долгое время не прикасался к матово-чёрной рукояти меча. Словно стоит вынуть его из ножен, как всё вокруг обратится в мёртвую пустошь.

Бежал к старому дому из жёлтого песчаника. Песок под ногами стекал с холма вместе с целыми пластами мёртвой травы, обнажая корни давно канувших в небытие деревьев. Но сколько бы он ни стремился к вершине, сколько бы ни делал вдохов, дом не приближался. А из-за холма доносился рёв; там шло сражение, каких не видывал свет. Небеса покраснели от всполохов пламени, облака раскалывались на части от ярко-алых молний, однако ветра не было. Не шёл и дождь.

Когда сил не осталось, он упал на колени, боль пронзила грудь. Среди мёртвой травы в песке увидел небольшой стеклянный шарик, внутри которого находился прекрасный белокаменный город.

«Что?» – подал признаки жизни затуманенный рассудок.

Никто не ответил на невысказанный вопрос. Потянулся тёплый летний ветер, медленно переходящий в настойчивый и изнуряющий поток стихии, сметающей мёртвую траву к основанию холма.

Но человек не поддавался, из последних сил встал, сделал шаг, за ним второй – и так до самой вершины песчаного холма. Трава пластами срывалась вниз, стены из песчаника тряслись, стёкла дребезжали, старая скрипучая дверь дрожала, будто была сделана из листьев. Тень наплыла на окружающий мир, и не было уже видно ни расколотых алыми молниями небес, ни пустынной долины, окутанной едким сине-зелёным туманом. Почва сотряслась, огромная туша опустилась на землю, и в груди у неё сверкнули три кристальных сердца, похожих на пчелиные соты.

«Сто-о-о-ой!» – закричал человек, захлопывая за собою дверь.