Кузнец поднял огромные ручищи и глаза горе. На «вонючку» он не обиделся, потому что от него действительно припахивало чесноком, толи от того, что он недавно работал в кузнице, толи от того, что обильно употреблял этот очень полезный, но крайне выдающий себя овощ. И еще от него тянуло пивом, а вот это уже именно от того что, он его изрядно хлебнул намедни.

– Но… – Имтес неожиданно положила ладонь на руку вестника.

– Ах, еще есть «но»!

– Но, если б ты со мной остался, я бы об этом никогда б не пожалела, а также бы не пожалел и ты. Мы были бы прекрасной парой, всем на зависть. Впрочем, мы такой и были парой.

– Да, смотрелись мы великолепно. Но, Имтес, дорогая, ты просто бы меня убила чуть попозже.

– Я тебя не убивала. – Имтес убрала руку. – Я тебя, может не любила, я тебя может, даже ненавидела, но я тебя не убивала. Вот этого не надо! О, мой дорогой, для тебя я не убийца, о чем и предупреждала!

– !

– Я выполнила последнюю волю моей царицы.

– ?

– Она давала тебе выбор – так, либо – эдак. Ты выбрал. А я тебя предупреждала неоднократно и предлагала тебе жизнь. Со мною. Ты выбрал! Сам выбрал!

Имтес взглянула на него с презрительным сожалением, как на ненароком раздавленную жабу и пошла прочь. Вестник открыл рот, но Имтес резко повернулась и крикнула:

– Не вздумай что-либо сейчас ляпнуть! Все! Не о чем нам больше говорить. Мы уже в разных мирах! Прощай – вот и все, что могу тебе сказать.

Затем она взглянула на кузнеца и, ткнув в него пальцем, сказала:

– А ты, ну ты, ты, что с наглой рожей кирпичом, после захороненья тела Джедсегера, ко мне во дворец бегом. И даже и не вздумай скрыться – найду и сразу на кол жопой!

Великолепная стерва удалилась под завыванья плакальщиц.

Вестник с улыбкой сожаления посмотрел ей вслед, развел руками, и сказал:

– В добрый путь друзья мои.

И процессия тронулась. Тут же сквозь вой и стенанья плакальщиц вверх взлетел чей-то высокий надрывный выкрик:

– Смерть стоит передо мной!

Плакальщицы, понизив стенания, ответили глухо:

– Как выход из тяжелой болезни.

И вновь страдающий вскрик взлетел вверх:

– Смерть сегодня передо мной!

И тихий ответ толпы:

– Как благоуханье священного мирра.

И далее стенания одного голоса отражались ответом множества:

– Смерть встала передо мной!

– Словно ветром наполненный парус.

– Смерть сейчас передо мной!

– Будто расцветающий лотос.

– Смерть передо мной!

– Как возвращенье из плена.

– Смерть передо мной!

– Лишь возвращенье домой.

(текст подлинный)

Сзади на востоке нарастало свечение, но это было за спиной вестника, и он постоянно поворачивался, рассчитывая еще раз, уже последний, увидеть розово-оранжевый, как сердолик в браслете Имтес, диск солнца. Но процессия двигалась по дамбе пересекающей озеро Лотосов на запад, туда, где еще властвовала тьма.

Жуткая песня, словно река, быстро несла странника туда во тьму, подавляя последнюю волю к сопротивлению наваливающемуся небытию. Она уносила его сознание, подбрасывая его на бурунах и закручивая в своих водоворотах. Он почувствовал, что эта песня, эти завывания плакальщиц вытянут из него жизнь раньше, чем дойдут они до погребения. Нельзя все же еще живому слушать все это в свой адрес, это можно слушать только мертвым. А он хотел еще раз увидеть солнце в небе Египта. Хотел увидеть, зная, что это в последний раз. Имеет он право увидеть, зная, что в последний раз? Ведь тогда он и смотреть будет совсем иначе, и видеть иначе.

– Эй, друзья мои, спасибо вам за этот вой чудесный! А теперь быстро взяли все и дали остальным: мизмары, саламины, аргули, дарабукки, хоки, рикки и кусаты, ну и конечно арфы и мигом все запели самое веселое, что есть на этом вашем свете, ведь можете же веселиться, я же видел. Такое вот мое последнее желанье. Проводите меня, пожалуйста, весело, в загробный мир Дуата.