Голос Шарры постепенно сделался столь монотонным, что Алиса невольно зевнула. Этого ли добивался молодой человек, или всё случилось само собой, однако девушка пролепетала:

– А можно мне остаться невежественной чужеземкой? А то как-то много всего.

– Что же касается духовных особ, то к Папе Валеттскому следует обращаться Ваше Святейшество…

– Вряд ли мне представится такое счастье, – она снова зевнула.

– К кардиналу – Ваше Высокопреосвященство, к архиепископу – Ваше Преосвященство.

– Сколько «священств». Это ужасно.

– Вот простому священнику или высокому члену Ордена следует говорить отец «имярек», а обычному монаху…

Девушка задремала.

Она не спала крепко, время от времени ресницы её вздрагивали, нос смешно морщился, когда мимо с жужжанием пролетала пчела.

А что же Шарра? Нет-нет, увы! Он не «пожирал её огненными глазами», не «вздыхал прерывисто в немой тоске» и не «дрожал от подавленного желания». Просто некоторое время он лакомился грушами и сливами, после чего прикрыл лицо девушки салфеткой, чтобы не садились жадные насекомые, и сам ровно задышал.

Ей приснилось, что она спит (бывает и такое), а окружающие принимают её за мёртвую и везут хоронить, завёрнутую в саван. Во сне она могла глядеть сквозь саван (такое тоже бывает). Траурная процессия состояла из монахов в чёрных балахонах, вооружённых жуткими крестами с заострёнными металлическими концами, а возглавлял её сам Великий Прокурор-Инквизитор Его Высокопреподобие отец Авель. У Авеля была собачья голова с пылающим факелом в пасти и рука из серебра. «Оборотень! – вдруг пролаял прелат, вынув факел и указывая на Алису серебряной рукой. – Это оборотень, её нельзя так хоронить! Нужно вырвать ей сердце перчаткой из серебра, дабы отродье Тьмы упокоилось навеки!» И монахи, которые оказались совсем не монахами, а псами, ринулись к ней, вздымая кресты…

Конвульсивно всхлипнув, она открыла глаза и поняла: на её лице что-то белое и полотняное. С нечленораздельным воплем девушка вскочила, опрокинув пустую корзину. Солнце ударило в глаза.

Шарра тоже вскинулся, прыжком оказался рядом.

– Что?! – хриплым со сна голосом гаркнул он. – Тебя укусили? Кто, пчела? Где?

– Нет.

Плечи её потерянно опустились.

– Просто кошмар привиделся.

Универсальный язык обогатился несколькими конструкциями из области мата.

– Мать твою раз… гм. Подумаешь, кошмар. Мне тоже снятся, я же никого не пугаю до мокрого исподнего.