– И вам суют, Агата?

– Ещё чего! Пусть только попробуют! – она стиснула солонку с такой силой, словно это была шея упомянутого охальника.

– Я девушка честная, блюду себя в строгости. Жених у меня был, леди Алиса, так его на охоте кабан засёк. У меня и памятка имеется, вот!

Горничная выпростала из одежды дешёвенький медальон.

– Видите? Здесь и нинциалы написаны: «Жэ. Ны.» – Жеан Никльби, а цепочка сплетена из его волос.

– Вот как!

– Да-да, так что прошлое наше я сохраняю.

– А как насчёт будущего, Агата? Дама вы видная…

– Уж вы и скажете, госпожа! – она довольно поправила чепчик. – Ну, может кое-кто так и думает, но я этому кое-кту ничего не позволяю. Вот пускай женится, как полагается, тогда и дело будет.

Агата неожиданно захихикала тоненько, как девочка. Потом вдруг насупилась.

– Ещё забегал парнишка такой шустрый. То ли Шура, то ли Шмурра… вертится, как волчок, и всё зубы скалит. Видать, молодой, да ранний, – бурчала Агата, крепко невзлюбившая за что-то Шарру.

(Впрочем, Алиса скоро убедилась, что та была не одинока в этом.)

– Ещё молоко на губах не обсохло, а туда же!

– Куда же? – полюбопытствовала Алиса.

– А вот куда и все они. Глаз зелёный, как у кота, блудливый. Походь вертлявая, руки загребущие… Вишь, повадился тут шастать, как лис вкруг курятника… Греховодник! – припечатала она.

Девушка улыбнулась.

– Что вы, Агата! Он же совсем мальчишка!

– Знаем мы таких мальчишек, – продолжала бубнить горничная, возмущённо колыхаясь всеми своими подбородками. – Нахал, каких мало, этот Лесной лордик, даром, что ростом не вышел. Ломится в покои благородной госпожи, будто в бордель какой, прости, Господи! Ну, я уж ему показала – выставила за дверь мигом! Видали мы таких! Всем им одно и то же надобно. Уж я наслушалась в людской такого, что порядочная женщина со стыда бы провалилась.

– В людской?

– Да там и пажи, и лакеи, и оруженосцы толкутся. А где им ещё быть? Вот и малец при них, сыночек ваш.

– Кто-о-о?!!

– Дак сыночек… Маютой звать. – Горничная растерянно моргнула несколько раз. – Или… или я чтой-то путаю? Не то говорю?

– Кто вам сказал, Агата, что это МОЙ СЫН?

– Дак он сам всем рассказывает! Говорит, мол, леди Алиса – мамка моя, а отец горнист в полку, на трубе играет.

Девушка облегчённо расхохоталась.

– Слушайте больше, милая, этот шельмец ещё не то придумает! На трубе… это надо же!

Агата присоединилась к её смеху.

– То-то и я смотрю: вы леди, а отец, значится, горнист… ха-ха-ха! В кухонной расскажу – все упадут!

Алиса вытерла глаза. «Следует больше бывать с ребёнком. В последнее время я его совсем забросила, вот он и фантазирует. За три дня в чулане многое можно навыдумывать!»

– Ой, забыла совсем! Мадама Ортензия, модистка, вам презентик передавала.

«Презентиком» оказалась прелестная то ли сумочка, то ли кошелёк из золотистого кружева, которая подвешивалась к поясу.

– Да, Ортензия знает толк в хороших вещах… Передайте ей, пожалуйста, мою благодарность. Наверное, это намёк на то, кошелёк надо бы чем-то наполнить, предварительно отсыпав ей сколько-то.

Они обменялись понимающими взглядами.

– Ах, дорогая Агата, а вас за все заботы мне и одарить нечем!

На пухлом лице у той отразилась сложная гамма чувств, состоящая из радости, испуга, предвкушения и большой доли алчности.

– А что принято дарить горничным… э-э-э… в вашей стране?

– Да всё, что угодно! Платья там, какие надоели, перчатки, чулки, ленты… украшения или помады… Дамы поносят, поносят что-нибудь, а потом новое и заказывают. Два-три раза наряд покажут на людях, да другое и покупают. А старое куда? Да камеристке же!

– Это же так расточительно! – ужаснулась бережливая Алиса, которая раньше покупала вещи только тогда, когда прежние разваливались.