Чуть дыша, они прижались к стене, и старый дворецкий Кимса прошёл мимо, не заметив их.

– «Кто, сражаясь, убегает, завтра снова в бой вступает!» – продекламировал Шарра и высунул язык его удаляющейся спине. – Теперь давай, быстрей через двор.

Они рысцой пересекли пространство и оказались перед Восточной башней, где жила Алиса.

– Ну, сама-то взобраться сможешь? – грубовато поинтересовался Шарра. – Или тащить тебя наверх?

– Смогу… если ты всё-таки не натёр воском ступеньки.

Она сияющими глазами смотрела на юношу.

– И знаешь… Спасибо тебе. Это было настоящее приключение!

– Обращайся, если что.

Алиса объяснила Агате, что подвернула лодыжку на лестнице, и горничная, охая и ахая, трижды в сутки распаривала ногу и натирала целебной мазью. Как и предсказывал Шарра, нога у Алисы перестала болеть уже к вечеру, а опухоль спала на следующий день.

Сейчас они сидели на берегу небольшого водоёма у башни Грифонов. Шарра забавлялся тем, что швырял на середину плоские камешки (он называл это «выпекать лепёшки»), а Алиса любовалась разноцветной радугой, которая вечно стояла над водопадом.

– Шарра.

– Э?

– Ты веришь в Пророчество?

Девушка закатала рукав и погрузила руку в воду. Кожа мгновенно покрылась россыпью крошечных сверкающих пузырьков. Искажённые толщей воды, пальцы приняли причудливые очертания – словно толстые белёсые корни утонувшего дерева. Алиса поскорее вытащила руку.

– Какое-такое пророчество?

– А что, их много?

– Да полно.

Он прищурился и ловко запустил очередным голышом.

– Пятнадцать «лепёшек»! Это надо же!.. А почему ты спрашиваешь?

– Да вот говорили тут, что, дескать, скоро весь мир обрушится или что-то в этом роде.

– Кто говорил?

– Да монах один.

– Слушай больше. Монахи все чокнутые.

– Почему?

– Ну подумай сама: разве нормальный человек станет сам, по собственной воле, один чёрствый хлеб жевать, да водой запивать, да молиться день и ночь? Да ещё когда никто не заставляет? Плоть они, видите ли, умерщвляют! Пхе! Вот крыша-то и съезжает. Сначала плоть, потом за дух примутся. А представь, что милосердного и справедливого боженьки нет. Что же тогда будет со «справедливым воздаянием»? Как заорут все эти толпы обманутых праведников, как они станут рвать на себе волосы и одежды! Ведь они-то за свою праведность рассчитывали на награду – райские кущи, там, или толпы «чернооких гурий»! Вот умора! Прикинь: они воздерживались изо всех сил, а другие грешили в своё удовольствие, жрали, пили, лжесвидетельствовали, крали и девок брюхатили… словом, отрывались на полную катушку. Ну не обидно ли будет? И потому монахи все шизанутые, можешь мне поверить. А пророчества эти… моё мнение такое: их напридумывали, чтобы людей запугивать. Конец Света, Судный День… Глядишь, народец-то посмирнее сделается, станет чаще в церковь ходить да аккуратнее денежки отстёгивать. Словом, сказки это всё. Я верю только в то, что если подбросить вот этот камень, то он упадёт на землю.

Что Шарра и проделал для наглядности.

– Ну, не знаю, – Алиса поёжилась. – А всё-таки страшновато. Не люблю я апокалиптических прогнозов.

– А кто ж их любит? Но всяк что-нибудь да напророчит, дай только волю. Я, если хочешь знать, тоже могу стать пророком. Ничего сложного, главное иметь в наличии горящие глаза, вдохновенный лик и длинную седую бороду.

– У тебя же нет бороды! – прыснула Алиса.

– Это не проблема, борода дело наживное. А насчёт пророка это мысль! Надо только вещать позаумнее, да сроки расставить грамотно, где-нибудь лет этак через двести-триста. Очевидцами-то станут немногие, э? Разве можно кого-то привлечь за предсказания, тем более, пост фактум?