Нет возможности описать, что творится за столом: кого-то рвёт прямо здесь, кто-то успевает выбежать вон, те, кто послабее, валяются в беспамятстве. А гофмейстерина целый день ищет и не может найти свои вставные челюсти…

Странные беды продолжали преследовать обидчиков Шарры. Конюх Драга, в своё время отпустивший в адрес подростка грубую шутку (мол, Лесной-то корни тут, что ли, пустил?), свалился с лестницы и сломал ногу, причём находясь в трезвости – под ним просто подломилась новая крепкая ступенька. Ближайшая камер-фрейлина герцогини, леди Камлина, упала в глубокий и продолжительный обморок – рукоделье, над которым она трудилась вот уже третий год и представлявшее собой богатый покров для церкви, расшитый золотой канителью и самоцветами, найдено было в свинарнике. Запачканное, изорванное, со спутанными нитками, оно уже не подлежало восстановлению. Лишь много позже дама вспомнила, что в присутствии Шарры нелестно отозвалась о «всяких нахлебниках, набежавших отовсюду и без зазрения совести пользующихся милостями добрейшей герцогини Амелии»…

Мстительный мальчишка знал уязвимые места недоброжелателей и хладнокровно бил по ним. Щеголихи лишались своих нарядов, любителям выпить вместо «капельки гипокраса перед сном» доводилось хлебнуть из заветной бутылки средства от клопов… На врага, собравшегося к воскресной мессе, с притолоки неожиданно падал кувшин со сметаной; изящные барышни, утром спуская ножку с кровати, вляпывались прямиком в ночной горшок, полный нечистот, который кто-то заботливо поставил поближе. Из окон вниз обрушивались потоки помоев, понос преследовал любимых мосек, под покровом ночи кто-то безжалостно ощипывал редких попугаев.

«Веду обидам точный счёт – и уж за мной не пропадёт!» – вероятно, такой девиз мог бы красоваться на гербе Шарры.

По замку поползли слухи. Мужчины и женщины, дети и совсем дряхлые старики стали кланяться Лесному лорду ниже, чем самой Амелии. При встрече теперь все они жались к стенам, провожая юношу боязливыми взглядами. Получив свою дань уважения, Шарра вычёркивал должника из длинного ЧСВ – Чёрного Списка Врагов. Уяснив это, люди оставили его в покое, и вакханалия несчастных случаев прекратилась сама собой.

Алиса смеялась до колик, когда Шарра рассказывал о своих выходках, хотя его жестокость иногда коробила её.

Покончив с умыванием, она даже успела позавтракать, когда приятель явился, по своему обыкновению, без всяких церемоний. В виде разнообразия он решил на этот раз предварить своё появление стуком, но зато украсил это клоунадой.

– Кто там? – крикнула Алиса.

– А кто тут? – мерзким попугайским голосом отозвались из-за двери.

– Это ты, Шарра?

– Это не я.

Постучали ещё раз.

– Да!

В дверь заколотили ногами.

Мысли Алисы приобрели не то чтобы совсем матерный, но, скажем так, малоцензурный характер.

– Шарра! Ты будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь!

– Может быть. Но не так долго. Примерно до обеда.

На пороге возникла тощая фигурка в зелёном.

– Моя задача быть непредсказуемым, понятно? Вас, конечно, удивил ранний визит неизвестного мужчины?!

Она успела смириться с тем, что он врывается в её комнату, как к себе домой, и валится на её кровать, или садится с ногами на стол, или раскачивается, как обезьяна, на шестах для платьев – предназначенную для нормального использования мебель Шарра патологически не жаловал. Она уже притерпелась к его внешности, чувству юмора и несносному характеру. Единственное, к чему трудно было приноровиться, это к бесцеремонности – Алису воспитали в уважении ко всем людям, и она даже Агату неизменно называла на «вы». Шарра же не уважал никого и ничего – ни личной собственности, ни личного пространства, ни личной жизни.