– В любом случае, я закрыл глаза на эту информацию только при том, что вы поклялись более не повторять своих преступных авантюр.

– Но, сэр Гавейн…

– В любом случае, это – прерогатива Инквизиции! – раздражённо перебил тот. – А ваши любительские опыты, Илай, попахивают если и не ересью, то кощунственным любопытством! Вам должно быть известно, что Центральный Капитул наложил запрет на исследование человеческого мозга и его деятельности, считая сие делом богопротивным, дьявольским искусом. «Odit Dominus nimios scrutatores» – «Чрезмерная пытливость не угодна Богу».

– Сэр Гавейн! Я верю, что Церковь и наука говорят об одном и том же, но на разных языках! Все научные изыскания, проводимые мною, одобрены самим придворным медикусом отцом Кефой!

– Вы сами прекрасно знаете, что Кефа старый дуралей, который не видит дальше собственного носа! – вскричал лорд-полицейский. – Если он во всём согласен с герцогиней и всячески поддерживает в ней уверенность, что она будто бы чем-то больна, то…

– То это говорит лишь о его тонком уме, – невежливо встрял Илай. – Никто не в силах разубедить женщину, убеждённую в собственном нездоровье, это чревато неприятностями. К тому же многочисленные «хвори» её светлости заметно утяжеляют его кошелёк.

– Оставьте в покое кошелёк отца Кефы. Понятия не имею, каким образом вам удалось обвести его вокруг пальца, но если об этом прознает Великий Прокурор-Инквизитор, то всем нам не поздоровится – и мне, и вам, Илай, и придворному медикусу. Так что мой вам совет: прекращайте всё это. Предупреждаю в последний раз и заявляю со всей ответственностью: если ко мне на стол ляжет донос на вас – любой, от кого угодно, хоть от кухонной кошки, – то я вынужден буду дать ему ход. И уже не смогу отвести от вас ужасные последствия. Решайте сами, Илай. Вы давно уже на подозрении у Капитула.

– Но разве истинная и законная цель всех наук не состоит в том, чтобы наделять жизнь человеческую новыми изобретениями и богатствами?

– Монах Марцеус из Флинта писал в своё время: «Из доступных нам знаний иные ложны, другие бесполезны, третьи служат пищей для гордости того, кто ими обладает. И существует лишь незначительное число тех, которые действительно способствуют нашему благополучию».

– Но Гавейн, мои опыты могли бы действительно принести в мир очень полезные знания! Мозг – одна из самых серьёзных тайн мироздания. Мозг – это система. Я хочу понять, как она работает. Как вы знаете, в естественной науке принципы должны подтверждаться наблюдениями, и исследование ментальной деятельности…

– Исследование ментальной деятельности запрещено, Илай. Только экзорцисты в силу своего предназначения имеют право вторгаться в человеческий разум.

– Какая сказочная глупость! Как же мы продвинемся вперёд, если поставлены такие препоны?! Тот же Марцеус говорил: «Наука без религии хрома; религия без науки слепа». Но какая вообще польза от науки тому, у кого нет ума? На что зеркало тому, кто лишён глаз? Отвергать научный прогресс такая же нелепость, как отвергать силу падения! А «голова – предмет тёмный и исследованию не подлежит»?!

– Илай, вы спорите не со мной, вы спорите с Церковью! – полицейский понизил голос. – И вам лучше, чем кому-либо, должно быть понятно, насколько это опасно.

Пауза.

– Поистине, некоторые вещи действительно недоступны человеческому разумению… в том числе пределы мракобесия иных апологетов нашей христианской Церкви. Даже дьяволопоклонники Ифриса придерживаются более широких взглядов на научный процесс, – резко произнёс монах. – Уж они бы не упустили этот редкий, единственный в своём роде шанс! А тут… одни запреты, запреты на всё! У меня просто-напросто связаны руки! И порой я жалею, так жалею, что родился здесь, в Ангелине. Видит Бог, девушка настолько интересный объект, что я пожертвовал бы своим дипломом медикуса, – да что там! – даже посохом магуса, лишь бы только иметь возможность ещё раз заглянуть внутрь этой энергоструктуры.